Человек шевельнулся, чтобы переменить неудобную позу. Он не знал, откуда они взялись. Скорее всего, это были «люмпены». Леон рассказывал. Последнее время «люмпены» сильно активизировались. Правда, доказать что-либо определенное не удалось, но буквально за три недели исчезли двое серьезных работников. Исчез Фонарщик, отвечающий за экстренное оповещение, и исчез Аптекарь, который в своей лаборатории пытался наладить какую-то химиотерапию. Кустарно пытался, в одиночку, но все же пытался. И даже, кажется, получил обнадеживающие результаты. Теперь химиотерапией заниматься некому. Но исчезновение Фонарщика было особенно неприятно. Фонарщик знал клички, секретные коды и адреса. Вся структура таким образом оказывалась засвеченной. Если только Фонарщик не проявил стойкость и не ушел из жизни молча. Но это – маловероятно. Так что, скорее всего – именно «люмпены». Между прочим, об этом свидетельствует и кличка «Хобот». Ведь «люмпены» кто? Уголовники. Соответственно и клички у них – «Хобот», «Корыто»… Однако, не факт. Здесь могла работать и сама Система. Это тоже рассказывал Леон. Правда, не очень внятно. Якобы Система чрезвычайно чувствительна к отклонениям. И пытается отрегулировать эти отклонения самыми различными средствами. Сначала – слабо, потом – сильнее. Честно говоря, не слишком этому верится. Как это, например, Система чувствует? Она, что, живая? Или, может быть, у нее существуют какие-то специальные методы наблюдения? Но тогда это уже не Система, а Государство. Разумеется, можно отождествлять Государство с Системой, но тогда не требуется особой терминологии. Государство есть Государство. И оно имеет законное право на регуляцию. Чтобы обеспечить стабильность. Чтобы обеспечить безопасность граждан. И к тому же Государство вряд ли будет действовать такими примитивными способами: уголовники, пистолет. Государство может сделать тоже самое вполне официально. Через милицию, например, или через органы госбезопасности. Нет, Леон здесь явно что-то напутал. Система, видимо, ни при чем. Скорее уж можно предположить, что здесь работают сами леоновские «гуманисты». А что? Вполне правдоподобно. Он ведь с «гуманистами» не договорился? Ведь – нет. Помогать им не будет? Никакого желания. А определенными сведениями о «гуманистах» он располагает. Скажем, о том же Леоне: внешний вид, место работы. Довольно ценные сведения. Ведь Леон занимает в организации не последнее место. И, конечно, должен бояться, что его расшифруют. Так что получается очень логично. А впрочем, не все ли равно? «Люмпены», «гуманисты», Система. Какая разница? Важно, что все это навалилось на него и загнало в тупик, из которого он теперь не может выкарабкаться.
Человек насторожился, потому что до него донеслись невнятные голоса. Собственно, голоса уже доносились какое-то время, но, пришибленный мыслями, он не отдавал себе в этом отчета. А теперь они стали несколько громче – размытые, бултыхающиеся, но отдельные слова разобрать было можно. Что-то вроде: Положи!.. – А затем, через секунду: Займись своим делом!.. – И одновременно раздавался лязг, как будто от металлических соприкосновений. Было непонятно, откуда они доносились. Вероятно, из помещения, наружная стена которого выходила во двор. Но тогда здесь должно быть какое-нибудь боковое отверстие. Иначе странно. Однако, никакого бокового отверстия не было. Во всяком случае, в темноте он его не видел. В конце концов, какое это имеет значение? Отверстие – не отверстие. Разве об этом сейчас надо думать? Надо думать о том, как жить дальше. Как отсюда выбраться и как вообще существовать. Вот о чем сейчас следует думать.
Наверное, он потерял осторожность, пытаясь что-нибудь разглядеть под низкими темными сводами, так как куча досок слева от него неожиданно покачнулась – он почувствовал, что зацепил ее рукавом – что-то тихо поехало, заскрипело и вдруг с шумом обрушилось, ломая фанеру. А поверх этого шума, дребезжа жестяными боками, выкатилась на середину двора пустая консервная банка.
Человек сразу вскочил, чтобы бежать. Нет, не сразу – он сначала опять зацепился за что-то, растянулся треск драной материи, были потеряны какие-то доли секунды. И поэтому, когда он выпрямился, уже было поздно. Вспыхнул яростный свет фонаря, направленного в лицо, и знакомый уверенный голос сказал:
– Ну вот видишь, я же говорил: некуда ему деться. А ты – Хобот, Хобот… Ничего, все в порядке. Хобот будет доволен, – и добавил, по-видимому, обращаясь к ослепленному обеспамятевшему человеку. – Ну зачем ты бегаешь, дурачок? Не надо бегать. Мы же тебя все равно найдем…
– Ладно. Хватит болтать! – прервал его первый голос. – Болтаешь, болтаешь, нарвешься когда-нибудь… Убедись – тот ли это и подгони машину!
– Да тот, это тот, – проникновенно сказал второй. – Я его узнал, морда – вон, инженерская…
– Я тебе говорю: проверь!