Взгляд со звезд

Цзян: Я хочу сказать, что не только люди обладают научным духом, могут принимать правильные решения, и, более того, во многих случаях все происходит ровно наоборот. Примером тому может служить ремейк «Соляриса» Андрея Тарковского, поставленный Стивеном Содербергом. На пустой космической станции люди обнаруживают много странного. Главный герой Крис видит свою жену Рейю, которая давным-давно умерла. Доктор Гордон говорит Крису: «Рейя – не человек, поэтому нам нужно ее (их) уничтожить», и это решение полностью соответствует научному духу и материализму. В конце концов они встают перед выбором: либо они возвращаются на Землю, либо их поглотит океан. В самой последней сцене Крис решает остаться и падает в океан, выкрикивая имя Рейи. Здесь у него нет научного духа, и он поступает так только ради любви. Разумеется, Содерберг заставляет его прыгнуть в океан, а когда Крис возвращается домой, то там его ждет Рейя. Конечно, этот выбор сделан не на основе научного духа, но разве он не прекрасен? То есть Содерберг говорит нам, что на самом деле планета Солярис – это метафора, обозначающая Бога.

Лю: Ваш пример не доказывает неправоту сциентизма. Проблема здесь в масштабах, ведь герой не принимает решение за все человечество. С другой стороны, если бы мы согласились с вашим выбором и вернули ее на Землю, какие последствия были бы у этого решения? Она – не человек, мы не знаем, кто она на самом деле и какой силой обладает, и тем более мы не знаем, что она привезла с собой на Землю.

Цзян: Если есть любовь, то это не страшно. В мире людей есть вещи, которые выше научного духа. Этим примером я хотел показать, что существуют системы знаний, которые не такие надежные, как наука, но которые должны занимать столь же высокое положение, как и наука.

Лю: Наука – это самая надежная система знаний. Я признаю, что религия более применима в делах духовных, но наличие науки необходимо для нашего существования. Возможно, во Вселенной есть система получше, но пока она не появилась, почему мы не должны верить в науку?

Цзян: Я не говорю, что не верю в науку, а просто хочу сказать, что мы должны смириться с тем, что другие люди в ней сомневаются. Когда наука сталкивается с проблемой, она может найти решение, и я могу искать решение с помощью науки, но когда наука не способна это сделать, я должен использовать что-то еще.

Лю: В процветающем мире, где нет войн, такое недоверие не приведет к серьезным последствиям, но в эпоху кризиса все не так. Похоже, что наша дискуссия вернулась к вопросу о смысле жизни, о предназначении. Можно упростить образ нашего мира, проделав мысленный эксперимент. Допустим, что во всем мире остались только вы, я и она; то есть судьба всей человеческой цивилизации в наших руках. Если мы можем выжить только в том случае, если убьем ее, вы это сделаете?

Цзян: Нет.

Лю: Но ведь в наших руках – все достижения цивилизации. Шекспир, Эйнштейн, Гете… Если вы не убьете ее, то это будет уничтожено – и все потому, что вы не хотите взять на себя ответственность. Вы должны понять, что Вселенная безразлична. Если все мы исчезнем во тьме, не будет никаких вопросов о человеческой природе и нечеловеческой природе. Но если я выберу нечеловеческую природу сейчас, тогда в будущем у человеческой природы появится шанс снова расцвести.

Цзян: Убить ее или нет – не тот вопрос, который может решить наука. Мне кажется, что не убить ее – более ответственное решение, чем убить. Убить ее – значит потерять свою человечность. Люди долго эволюционировали, чтобы обрести человечность, которая есть у нас сегодня, и я не могу просто так ее отбросить. Я хочу, чтобы мы трое боролись за жизнь и постарались бы найти способ, который позволит нам выжить.

Лю: В данном случае мы исходим из предпосылки, что либо выживем мы двое, либо все трое погибнут вместе, и это очень мощный мысленный эксперимент. Уничтожение – железобетонный факт, он словно стена, которая встала перед нами. В «Блуждающей Земле» я написал: «Эта стена бесконечно высока и уходит бесконечно глубоко в землю. Она тянется бесконечно далеко вправо и влево. Что это такое?.. Это смерть».