Взгляд со звезд

Этот человек, который заново познакомил меня с потенциалом и возможностями литературы и повел меня по пути фантастики, скончался в марте 2008 года. Айзек Азимов и Роберт Хайнлайн покинули наш мир еще раньше, так что теперь мы лишились последнего грандмастера «золотого века» научной фантастики. На надгробии Артура Ч. Кларка высечена эпитафия: «Он так и не повзрослел, но не перестал расти». Именно так. Традиционная литература старит людей, а вот фантастика, и в том числе шедевры Кларка, делает нас моложе. Это главное ощущение, возникшее во мне за десять с лишним лет, в течение которых я пишу фантастику.

V

Произведения Айзека Азимова, его персонажи – как виды, так и миры – более проработаны концептуально, чем у Артура Ч. Кларка.

Во время создания научно-фантастического произведения необходимо создать мир – его базовую структуру, законы и правила. Традиционная литература этим не занимается, поскольку мир, который она изображает, поставляется в уже готовом виде. Я не хочу сказать, что создание мира – уникальная черта научной фантастики; авторы фэнтези тоже придумывают свои миры: примером может служить Средиземье во «Властелине колец» Дж. Р. Р. Толкина. Но миры в научной фантастике и фэнтези отличаются: фантасты часто создают мир для каждого произведения, в то время как миры фэнтези часто существуют независимо от каждого отдельного произведения, и впоследствии авторы возвращаются к этим мирам, чтобы написать сиквел. Кроме того, в НФ миры должны соответствовать научным законам: эти миры могут быть сюрреалистичными, но не сверхъестественными. Создание миров в научной фантастике – более ясный, правильный и строгий процесс, и на него накладывают свой отпечаток законы науки.

Мир цикла «Я, робот» Айзека Азимова стоит на прочном фундаменте – так называемых «трех законах робототехники»; этот текст объемом менее ста слов объясняет принципы, которых должен придерживаться робот, чтобы не нанести вред людям. Но когда данные законы сталкиваются со сложным миром людей и расплывчатыми определениями понятий «человек» и «вред», роботы часто зависают в странных логических парадоксах. Эта простая предпосылка – семя в мире фантазии, которое превращается в мощный драматический конфликт; Азимов взращивает это семя в своих роботах, и оно действительно вырастает в огромное дерево. Более примечательно то, что в «Я, робот» логические проблемы, с которыми сталкивается вид роботов, никак не связаны с людьми; они могут возникнуть только у робота или ИИ. В результате появляется яркий, глубокий образ нового вида и его культуры – радикально не-человеческой культуры, наполненной сталью и логикой. Именно это превращает данное произведение в классический пример фантастики, в которой действует «персонаж-вид».

«Академия» Айзека Азимова – гораздо более крупномасштабное произведение. Мир «Академии» построили люди; они покорили всю галактику и поселились на бесчисленном множестве планет, но при этом их морфология и культура практически не изменились. Кроме того, Азимов предполагает, что исторические закономерности этого огромного мира людей можно предсказать с помощью статистики – дисциплины, которую он называет «психоистория». В основе этого огромного проекта лежат математические предсказания: психоистория утверждает, что в течение следующих десяти тысяч лет цивилизацию ждет период коллапса, и люди хотят уменьшить его всего до тысячи лет. Это произведение явно рассматривает мир на макроуровне, и в ней многолетняя история быстро стирает из времени и пространства всех персонажей, как великих, так и заурядных. Единственной константой в ней является только исторический процесс с его жестокими поворотами сюжета и холодной логикой – неумолимый процесс, который невозможно остановить.

Произведения Айзека Азимова во многом выделяются благодаря его прозе. Она плоская, монотонная, бесстрастная, безыскусная – к ней можно применить практически любой негативный термин, использующийся для критики художественной литературы. Порой она напоминает тексты Эрнеста Хемингуэя, но она лишена их мощи и лаконичности. Азимов похож на инженера, который пишет скучный технический документ. Как ни крути, его стиль не подошел бы для «серьезной» литературы, но для фантастики он идеален, и именно он принес Азимову мировую славу. Благодаря Азимову я понял, что фантастика – это литература, в которой содержание важнее формы. Форма фантастического произведения – это сосуд, в котором хранят и подают содержание. Произведение, в котором на первое место поставлена форма, может быть прекрасным, но это уже не научная фантастика.

VI

Я, как и многие другие читатели фантастики и писатели-фантасты, постепенно узнавал, что составляет душу и сердце научной фантастики; как вдруг произошло нечто неожиданное. Стрелка моего морального компаса задергалась; моя система ценностей пошатнулась. Это было очень странное ощущение.