Удовлетворённый увиденным, я осветил фонариком часы и почувствовал себя виноватым – мы должны были начать подъём четыре минуты назад. С каждой секундой росла угроза того, что воздух в баллонах закончится и придётся сокращать декомпрессионные остановки.
Схватив Шерри за запястье, я провёл ладонью по горлу – сигнал опасности – и показал на часы. Она сразу всё поняла и послушно последовала за мной вдоль нейлонового троса, ведущего к далёкому выходу. Дыхательный клапан неохотно подавал воздух из почти пустых баллонов.
Выбравшись из корпуса корабля вместе с Шерри, я посмотрел вверх – дыхание перехватило, и ужас колыхнулся внутри тёплой маслянистой волной.
Заводь Пушечного пролома превратилась в кровавую арену. Привлечённые тоннами погибшей от взрыва рыбы, туда устремились десятки глубоководных акул-убийц. Запах плоти и крови вместе с возбуждением товарок, передаваясь по воде, привели их в состояние неукротимой свирепости, известной как «голодное бешенство».
Я побыстрее втащил Шерри обратно в амбразуру. Мы затаились, глядя на огромные скользящие силуэты, отчётливо заметные из тёмной глубины на освещённой поверхности.
В стаи акул помельче затесались десятки уродливых гадин, которых островитяне называют альбакорами: бочкообразные, вислобрюхие, крупные и сильные рыбы с округлыми мордами и широкими ухмыляющимися челюстями. Они вихляли хвостами и каруселью кружили в заводи, механически разевая пасти и заглатывая всё, что туда попадало. Прожорливые, но глупые, альбакоры легко уступают любым проявлениям агрессивности. В пароксизме голодного бешенства они представляли опасность, однако я бы отважился на подъём с декомпрессионными остановками, не будь наверху куда более грозных тварей.
По-настоящему пугали меня две длинные гибкие тени, быстро и бесшумно перемещавшиеся по поверхности. Разворачиваясь одним движением раздвоенного, как у ласточки, хвоста, так что его кончик почти касался острого носа, они ускользали прочь с мощью и грацией парящего орла. Страшные рыбины хватали добычу, открывая серповидные пасти, усеянные многочисленными рядами выдающихся вперёд зубов.
Славная парочка – каждая из акул около двенадцати футов длиной, с треугольным спинным плавником длиной с мужскую руку; у обеих синевато-серая спина, белоснежное брюхо и тёмные кончики плавников и хвоста. Такие перекусят человека пополам и проглотят куски целиком.
Одна увидела нас с Шерри в отверстии амбразуры, резко повернула, опустилась и зависла в нескольких футах над нами. Мы спрятались в темноте, но я успел заметить у рыбы мужские репродуктивные органы.
Это были наводящие страх белые акулы, самые злобные и жестокие в океане. Попытка подняться на поверхность с нормальной декомпрессией при свете дня, нехватке воздуха и полной незащищённости означала верную гибель. Ради спасения Шерри приходилось пойти на риск, немыслимый в любых других обстоятельствах.
Я быстро нацарапал в блокноте: «ОСТАВАЙСЯ! Поднимаюсь без акваланга за воздухом и ружьём».
Прочитав записку, она отрицательно покачала головой, хотела меня удержать, но я уже выдернул фиксатор быстроразъёмной пряжки, сделал последний глубокий вдох, набрав полную грудь воздуха, и сбросил акваланг ей в руки. Для плавучести я освободился от грузового пояса и быстро поплыл под прикрытие клифа.
Весь остаток своего воздуха я оставил Шерри – хватит на пять-шесть минут экономного дыхания, – а с тем, что удержал в лёгких, нужно было подняться из глубины на поверхность. Добравшись до клифа, я начал подъём, почти прижимаясь спиной к отвесной коралловой стене в надежде, что тёмный гидрокостюм сольётся с тенью. Наверху в заводи продолжали кружить зловещие силуэты.
Чем выше я поднимался, тем ниже падало давление воды и тем быстрее увеличивался объём воздуха в лёгких. Задерживая его, можно повредить лёгочные ткани, и я позволил тонкой струйке просачиваться сквозь губы. Одна из белых акул мгновенно засекла серебристые пузырьки и бросилась в мою сторону.
В отчаянии я посмотрел вверх, заметил в шести футах над собой маленькую пещеру в клифе и нырнул в неё. Акула промелькнула мимо, пошла на второй заход, но, не видя меня, потеряла интерес – метнулась к дохлому снепперу и проглотила его, конвульсивно дёргаясь.
Лёгкие разрывались, требуя кислорода, которого уже не осталось. Содержание углекислого газа в крови росло – я вот-вот отключусь из-за кислородного голодания.
Оставив укрытие, но держась поближе к клифу, я изо всех сил устремился вверх. Сейчас очень пригодился бы второй ласт, оставшийся под пушечным лафетом. При подъёме снова пришлось выпустить из лёгких часть воздуха: от ускоренной декомпрессии азот в крови переходит в газообразное состояние и играет, как шампанское.
Показалось подрагивающее серебряное зеркало водной поверхности и чёрный сигарообразный контур вельбота. Далеко внизу стая акул продолжала пиршество – похоже, мне удалось избежать их внимания.