Взгляд в спину

Семья Петрович появились у нас в деревне Тап летом 1942 года. По национальности — румыны. Родом из селения Бездомики Герцаевского района Черновицкой области. Перед началом Великой Отечественной войны, буквально за несколько дней, несколько семей из их селения были принудительно выселены с родины, посадили в вагоны и повезли. Куда, зачем и почему? Никто не знал, и никто не объяснял. Везли много дней в телячьих вагонах. На одной из станций к ним в вагон зашел человек в милицейской форме и сказал, что началась война. По дороге много было умерших... Умирали больше старики и дети. Как позже узнали, их привезли в Заводоуковск и поставили на работу на лесоповал в леспромхозе.

В семье Петрович было восемь человек: шесть детей и самих двое. Как жили на одном из лесоучастков, Анна Дмитриевна — старшая дочь (15.10.1929 г. рождения) и вспоминать боится. Дети уже не могли двигаться, опухли от голода. И тут пошел слух, что повезут их куда-то еще дальше. А им уже было все равно. И летом 1942 года их высадили на берегу реки Конды в деревне Тап.

Все мужчины из деревни, даже самые немощные, были уже забраны в трудармию, в Тапе остались одни женщины и дети. Да было еще три старика весьма преклонного возраста...

И Дмитрий Дмитриевич Петрович начал работать в колхозе. На нем держалась вся мужская работа: починить сбрую, сделать или отремонтировать сани, на нем лежали вывозка сена, рыбалка и так далее, и тому подобное. И тогда, и сейчас ему благодарны все живые еще и помнящие этого великого труженика жители бывшей деревни Тап. Пусть земля ему будет пухом, вечная память ему!

Вот что рассказывает о жизни в деревне дочь румына без родины.

Рассказы Анны Дмитриевны Петрович

О жизни в деревне Тап

— Стали мы жить в старой конюховке. Мать слепила из глины печку, отец устроил нары, вот жилье и готово.

По приезду в деревню Тап я стала учить русские и мансийские слова, так как приходилось общаться с местным населением по-русски и по-мансийски.

Никто из семьи русского языка толком и не знал. Правда, у нас на оставленной родине в школе учили русскому языку. Но и я по малолетству практически ничего не успела выучить.

Я в Тапе запоминала услышанные русские слова и записывала их на закопченном потолке нашего жилья, т. е. конюховки. Простые слова: хлеб, вода, дрова, спички... Все такое, что было необходимо для существования на новом месте. Осенью 1942 года я подружилась с бабкой Анной — Тайлаковой Анной Ефимовной. Она тогда уже была старенькой. Курила трубку. Покупала у соседа Балакина Ефима Семеновича табак-самосад. Иногда, когда не было самосада, бабка курила и траву-троелистку. Спичками не часто пользовалась, добывала огонь огнивом. Камешек и трут всегда носила при себе в кисете.

Впервые от нее и услышала о комполене. Было и жуткое, и завлекающее что-то в этих рассказах, а вот детское любопытство так и влекло к расспросам. Бабушка приглушенным голосом вновь и вновь рассказывала мне таинственные истории... Спрашивала и о том, как бы его увидеть. Она за это меня ругала и говорила:

— Не поминай! Нельзя! Это такой человек с длинными ногами, сильный, который может любого человека через леса, через болота унести.

— А какой он большой?

— Он такой большой, как лесина.

— А что такое слово комполен? Что это за название? Как перевести?

Она долго думала, а потом и говорит:

— Это «жилинкина нога».

— Почему его никто не может убить? Ведь охотники в лес ходят.

— Эй-е-е! Его никто не может убить. Никакая пуля его не возьмет. Только медная пуговица.

И наказывала, чтобы я в лесу не поминала и не думала о нем. Говорила, что если я буду думать о нем, то он может «показаться».

Но я все равно хотела его посмотреть и, когда заходила в лес, вглядывалась в неясные очертания и тени в надежде увидеть... Но однажды, в конце сентября 1943 года, мы ночевали на Саласкином бору, где собирали бруснику, и ночью меня разбудила бабка Анна и шепотком произнесла:

— Нюрька, слышишь шаги?..

И я явно услышала, что по бору, недалеко от нашего балагана, кто-то идет тяжелыми, шуршащими по брусничнику, по мху, по сосновым шишкам шагами. Шаги будто приближались к балагану, в котором мы ночевали. Бабка Анна быстро подложила в шающий костер сухих дров, что заранее были заготовлены. Огонь тут же разгорелся, и шаги стали стихать... А к вечеру следующего дня она нас строго-настрого предупреждала, чтобы мы не шумели:

— Ребятишки! Не дурите! Не шумите! А то придет опять комполен.

Мы пристали к ней с расспросами — кто он?

— Его в лесу не поминают. Это лесной человек. Придет и заберет к себе...

Иногда его еще называли в деревне почему-то «жилинкиной ногой». Почему? Оказывается, когда рассматривают его след, то видят, что одна нога — как человеческая, но большая, а вторая нога — как след от палки-жилины.