Взгляд василиска

— Семнадцатое апреля? — Лицо Реутова не выражало ровным счетом ничего, кроме удивления. — Да, побойся бога, Марик! Я тебе с уверенностью не скажу, что я делал семнадцатого апреля прошлого года! А ты меня о шестьдесят втором спрашиваешь. Тридцать лет прошло!

— Тридцать лет, — неожиданно для самого себя начиная злиться, повторил за ним Илья. — Интересный ты человек, Вадим Борисович, неужели даже дату собственной смерти не помнишь?

Глава 4. Нелегалы

В месте, где поселился василиск, умирает всё: птицы и животные падают мёртвыми, растения чернеют и гниют, вода источников, в которых василиск утоляет свою жажду, становится отравленной.

1.

Карельский перешеек, Русский каганат, 21 сентября 1991 года.

— Вадим! — окликнула его обеспокоенная Полина, уже во второй раз появляясь в дверях дома. — Может быть, вы с господином в дом зайдете? На улице холодно, а я вам чай заварю или кофе…

— Благодарю вас, сударыня, — улыбнулся Марик, прежде чем Реутов успел ей что-нибудь ответить. — Но мне уже надо ехать. Жена, дети, то да се… — Вадиму показалось, что при этих словах в сухих внимательных глазах Греча что-то дрогнуло.

— А, может быть, все-таки зайдешь? — спросил он, испытывая при этом крайне противоречивые чувства. Реутов и хотел вроде, чтобы так неожиданно возникший из небытия фронтовой товарищ остался еще на какое-то время, но одновременно опасался, что продолжение разговора может оказаться сейчас слишком сильным испытанием для него самого. По-хорошему, ему вообще следовало бы побыть теперь одному, привести разбегающиеся мысли в порядок, успокоиться, прийти в себя. Но, как это, спрашивается, сделаешь, в присутствии Полины и остальных? А если еще к ним Марик присоединится…

— А, может быть, все-таки зайдешь? — спросил он из одной только въевшейся в плоть и кровь вежливости.

— Да, нет. — Греч был как бы задумчив, но разобраться в его состоянии мешали глаза. Не помнил Реутов у Марика таких глаз. — Не стоит. Не сейчас. Да и ехать мне действительно надо.

— Ну надо — значит надо, — не без облегчения в душе согласился Вадим.

— Ты вот что, — сказал Греч, уже совсем вроде бы собравшись уйти. — Дело, конечно, хозяйское, но учти, если смог я, другие тоже смогут. Так что времени у вас максимум до завтра, а потом отсюда надо уходить. И «Коч» лучше всего здесь оставить. Приметная машина. Во всех смыслах. Я бы, если хочешь знать мое мнение, добрался на лодке до Котлов или Ягодного и оттуда уже вызвал извозчика до Вящева, Черкасова или даже до Выборга. А там уже по чугунке, хочешь — в Ревель, а хочешь — в Петров. Все дороги открыты.

В принципе Греч был прав. Здесь, в этом доме, надолго оставаться не стоило, и машину если по уму, следовало сменить. Однако положение беглецов на самом деле было куда сложнее, и это обстоятельство Реутов осознал сейчас со всей определенностью. Ведь теперь, даже чтобы просто уцелеть, им необходимо будет все время бежать, и, возможно, бежать — в полном смысле этого слова — к чертовой матери из России. И как же прикажете это сделать без денег и документов? Но даже если и не заграница, то и тогда, пока дело это паскудное не распутается и не прояснится, ему, вернее, всем им четверым предстояло находиться на нелегальном положении, чтобы просто оставаться живыми и на свободе. И что с того, что охотится за ними все-таки не государство Российское — а Реутов чем дальше, тем больше убеждался, что так оно и есть — а только некая группа заинтересованных (знать бы в чем?) лиц, этому государству служащих. Что ему, Вадиму, или, скажем, Полине, до этого факта? Скрываться-то придется на полном серьезе, а для этого опять-таки нужны деньги и документы. Но ни того, ни другого у них не имелось. Не пойдешь же в банк за своими честным трудом на ниве народного просвещения заработанными деньгами! Ни кредитки, ни паспорта, — ничего у него на данный момент не осталось, да если бы и осталось…

— Если захочешь повидаться, — с какой-то странной интонацией, оставшейся Вадиму до конца не понятной, продолжил между тем Греч. — Завтра и послезавтра буду ждать тебя в чешской пивной на Гороховой. Знаешь, о чем говорю?

— Знаю, — кивнул Вадим, не слишком уверенный в том, что захочет, даже если сможет, пойти на эту встречу.

— Вот и хорошо. Там. С девяти до половины десятого вечера, — уточнил Марик. — Завтра и послезавтра.

— И еще, — добавил он спустя мгновение так, словно до последнего момента сомневался, стоит ли об этом говорить. — Тебе сейчас деньги, вероятно, нужны будут.

— Ну… — начал было Вадим, не зная толком, что на это ответить.

Но Греч понял его правильно.

— Держи, — сказал он, протягивая Реутову пластиковую карту «Триумфа». — Карта на предъявителя, на счету десять тысяч марок.

«Восемь тысяч рублей, — машинально перевел Вадим. — Это…»

Но додумать эту мысль Греч ему не дал.