Взгляд василиска

– Это значит, – сказал Реутов во вдруг наступившей тишине. – Что человек, который здесь был, твердо помнит, что 17 апреля 1962 во время ночного боя в Вене, в районе технического университета – улицы Брюкнер, Мадер, точнее он не помнит – я получил пулевое ранение в голову. "Пуля пробила каску, – сейчас Реутов слово в слово повторял сказанное ему Гречем. – И вошла в лоб несколько выше переносицы и чуть правее…"

– Ой! – Такого голоса Полины он еще не слышал, но, честно говоря, сейчас ему было не до ее эмоций.

– Вообще-то верная смерть. – Тихо, как затухающее эхо, произнес Давид.

– Ты воевал? – Спросил Реутов, подозревая, впрочем, какой получит ответ. Но и это его, по большому счету, не слишком волновало. Он и спросил-то чисто автоматически, по-прежнему, тупо глядя, на черные строчки на алом фоне.

"Место захоронения полковника Реутова не известно…"

– Да, – ответил Давид после секундной паузы. – 82-й аэромобильный полк… Войну закончил капитаном, но я, Вадик, во Вьетнаме воевал и в южном Китае. С корейцами.

"В Китае… с корейцами… ну, и, слава богу!"

– Пуля в лоб, – напомнила Лили.

– Да, – кивнул Вадим, возвращаясь к теме рассказа. – Греч сказал, что я был еще жив. Меня перевязал санитар, а Марик был все время рядом, он… Он командование батальоном принял, как мой заместитель… Потом германцы стали обстреливать наши позиции из ста двадцати миллиметровых минометов. Санитара убило, еще кого-то… Он говорит, что я получил еще несколько ранений… осколочных… в грудь, живот, возможно, в ногу, но он просто уже не помнит подробностей. В любом случае, не жилец. Однако мы с Мариком с пятьдесят восьмого были все время вместе, сначала я у него заместителем, потом… Не важно. Потом он у меня. Греч просто не мог оставить меня там умирать, вот и вытащил в тыл. То есть, это был оперативный тыл, там тоже постреливали, но гораздо меньше, и, главное, туда садились вертолеты, подбрасывавшие нам боеприпасы. Мы тогда оторвались, вроде бы, и сплошной линии фронта не было, тем более, ночью… В общем он отправил меня с вертолетом. А на следующий день командир бригады сообщил в батальон, что я умер в госпитале. Вот, собственно, и все.

– Что значит все?! – Возмутилась Полина. – Ты же жив!

– Я тоже так думал, – не весело усмехнулся Реутов, чувствуя ее руки на своих плечах. – Но Марик был тогда моим заместителем, это он так говорит, и утверждает, что я умер. И тут вот, – кивнул он на экран. – Тоже написано.

– Мутная история, – сказала по-французски Лилиан. – А сам ты…? – Спросила она, снова, переходя, на русский.

– Сам я ничего такого не помню, – объяснил Реутов.

– И шрама у тебя нет, – задумчиво протянул Давид.

– На груди и спине есть, – возразила Полина и тут же осеклась.

– Возможно, – согласился Давид. – Но на лбу-то нет!

– Нет, – подтвердил Вадим. – Но, понимаешь, Давид, Марик Греч не тот человек, чтобы такие вещи перепутать, и он твердо помнит – в лоб! Он помнит, а я – нет. Сотником себя помню, как призвали прямо из университета тоже помню. Как пришел в бригаду, первый бой, как взвод принял, как начальником штаба батальона был, тоже вроде бы помню. Но войсковой старшина?

– Почему старшина? – Не понял Давид. – Там же написано полковник.

– Это у нас так принято, – устало объяснил совершенно сбитый с толку Вадим. – Погибшим присваивается очередное звание. А мне, это Марик так сказал, как раз в феврале шестьдесят второго присвоили войскового старшину.

4.

– Вадим, – спросил Давид, когда они снова вернулись к столу. – А не может так быть, что это просто какая-то глупая ошибка? Путаница с похожими фамилиями, или однофамилец, скажем…

– Я Марика помню, – возразил Вадим. – А он помнит меня. Мы ведь с ним вместе с начала войны были, и до шестидесятого года я все прекрасно помню. Но вот потом… Ничего! Как так? У меня и в военном билете записано: с 58 по 62. То есть, выходит, что я всю войну провоевал! И понимаешь, я об этом никогда даже не задумывался. – Вадим чувствовал себя, как внутри дурного сна, но и то сказать, действительность, рухнувшая ему на голову два дня назад, ничем существенным от ночных кошмаров не отличалась.

"Просто шизофрения какая-то!"

– Я вот только сейчас сообразил, – сказал он вслух, вытягивая из пачки очередную сигарету. – Там написано девять наград, но они же у меня все дома лежат. Ровно девять! Но вот я сейчас пытаюсь вспомнить, когда и за что я их получил, и помню почему-то только первые четыре… Святой Георгий третьей степени… Это август пятьдесят восьмого, оборона Константинополя… восточный фас. Вторая степень, октябрь, Родопская операция… Полярная Звезда…

– У тебя есть Звезда? – Казалось желтовато-золотистые глаза Полины увеличились ровно вдвое, заняв пол-лица, и, если разобраться, она была совершенно права. Но вот какое дело, сам-то Реутов сообразил, вернее, осознал, какаяэто награда, только сейчас!

– Да, – подтвердил он, вставая и направляясь к буфету за коньяком. – Июль пятьдесят девятого, Плоешти…