Взгляд висельника

Слова звенели в ушах настолько сильно, что Света даже испугалась. Она открыла глаза. Нет, конечно же! Кто бы их пустил к ней в квартиру? Но она на всякий случай отдернула шторку и убедилась, что в ванной комнате одна. Но от этого ей не стало легче. В одиночестве зачастую человека одолевают мысли. Особенно если они горестные. И одна из них, самая настойчивая, все чаще давала о себе знать. Мысль о самоубийстве, как единственном выходе из сложившейся ситуации, уже кулаками стучала в дверь ее сознания.

* * *

Истомин не думал, что будет так сложно. Загрузка несколько раз останавливалась, предлагая установить какие-то программы. Однажды сработал антивирус, предупреждая о вредоносном содержимом. С подобным Саша уже сталкивался, поэтому принял решение отключить его на десять минут. В области уведомлений вращающийся оранжевый шарик с литерой «а» остановился, и на нем появился запрещающий знак. Это значило, что теперь антивирус не нес никакой ответственности за безопасность компьютера. Что и требовалось. За десять минут он скачал то, что было нужно для установки программы «Санитар». И едва антивирус начал сканировать компьютер, Истомин нажал кнопку «запустить» в небольшом меню. Основной процесс установки занял не более пяти минут. В правом нижнем углу появился маленький значок – голова в колпаке с красным крестом. При наведении курсора появлялась надпись: «Ваш ребенок защищен». Очень хотелось в это верить.

Стало ли Саше легче, спокойнее после этого? Трудно сказать. Но все же некоторую тяжесть с плеч он скинул. На фоне самоубийств в области, да и по стране его боязнь за ребенка выглядела более или менее нормально. А так, если посмотреть со стороны, – паранойя паранойей. Улица несет не меньше опасностей. И тут ты не поставишь защитную программу. Да и телохранителя не наймешь. С такой-то зарплатой! А сам за ним не находишься. Во-первых, это очень ограничивает ребенка (постоянный контроль родителей напрягает, особенно в подростковом возрасте), ну и, во-вторых, надо ходить на работу.

Саша с первого класса давал Сереже свободу. Псевдосвободу, если угодно. Мальчишка не хотел, чтобы его провожали в школу с первых дней. Благо школа находится во дворе дома. Саша выходил за сыном, поправлял рюкзак и делал вид, что заходит в квартиру. Потом снова выходил на площадку и смотрел в окно подъезда. Когда Сережа заходил в школу, Истомин возвращался в квартиру. Мальчишка думал, что самостоятелен, а отец не мешал ему так думать и при этом был в курсе событий. Саше так казалось. На самом деле за железной дверью, внутри школы, с его малышом могло случиться все, что угодно. Он мог упасть с лестницы, порезаться стеклом, подавиться во время обеда…

«Черт возьми! Истомин! Вот это и есть настоящая паранойя! Вспомни себя в его годы!»

И он вспомнил. Они бегали по крышам гаражей, лазали по заброшенному дому, плавали на плотах по заполненному водой котловану. И пусть плотом служила старая, в облупившейся краске дверь, им все равно было интересно. Интересно! Никто из них не думал, что отец или мать сейчас стоят за кустом, даруя своему чаду псевдосвободу. Потому что такого не было. Потому что у них была настоящая свобода. Они были счастливыми детьми, не знавшими педофилии и издевательств школьников постарше. У них не было этих зверств, чтоб впятером одного, чтоб лежачего ногами по голове. Они если и дрались, то один на один и всегда до первой крови. И простое правило – лежачего не бьют – не вызывало смех, как сейчас.

Он фактически не знал, что происходит с его сыном в школе. Озлобленные подростки готовы были унизить ребят-одиночек ради развлечения. Александр очень надеялся, что его мальчик – не одиночка.

* * *

Света встала с кровати. Легче не стало. Мысли о самоубийстве никуда не делись. Они пока не стучались, но Мечникова знала, что к вечеру они снова станут одолевать ее. Она прошла в ванную. Умылась и только после этого посмотрела на свое отражение. Левый глаз был красным от лопнувших капилляров. Левая скула болела. Света вспомнила, как этот подонок запросто ударил ее по лицу ногой, будто она была боксерским мешком. Она вспомнила, как они смеялись после этого. Света знала, что Женька и ее команда издевались над ребятами помладше, но она никогда не могла даже представить, что когда-нибудь окажется на месте этих «лохов» и «чмошников».

– Лохушка! Что ты воешь?! Тебя разве кто-то обижает? У-у-у я им! Кто обижает чмошницу?!

Звонко, отражаясь от кафельных стен, раздался голос Жени. И только когда Света снова посмотрела в зеркало, она поняла, что голос хулиганки звенит у нее в голове. Мерзкий голос обидчицы раздражал, от него тошнило. Живот свело, и Свету вырвало. Она сплюнула липкую, тягучую слюну. Подставила лицо под струю холодной воды. Некоторое время она не слышала голоса Жени, ни единой мысли не приходило ей в голову. И от этого ей стало так хорошо, что снова захотелось жить. Но Света знала, что, убери она лицо от струи и открой глаза, ее снова обдаст жаром стыда и безысходности. И снова вернутся эти слова: чмошница, лохушка. И снова она захочет убить себя.