Взгляды

Если военные считали себя виноватыми перед страной за то, что не смогли убедить Сталина в неизбежности войны, то какова должна быть вина самого Сталина, претендующего на роль вождя советского народа, которого нужно было убеждать и который не только не понимал, в какую пропасть он тянул весь советский народ, но и не давал возможности окружающим его людям разъяснить ему обстановку.

Фактически ни Жуков, ни никто другой из числа военных и политических деятелей, окружавших Сталина, не посмел ему прямо сказать в лицо, что он ведет страну по опасному пути. Все знали, что Сталин не будет считаться с мнением других, даже самых приближенных к нему людей.

"Сталин по-прежнему полагал, – писал главный маршал артиллерии Н.Н.Воронов, – что война между фашистской Германией и Советским Союзом может возникнуть только в результате провокации со стороны фашистских военных реваншистов и больше всего боялся этих провокаций. Как известно, Сталин любил все решать сам. Он мало считался с мнением других".

Читая воспоминания маршалов, генералов и других участников войны, диву даешься, как все они, по сути рядовые люди, видели нарастающую опасность нападения фашистской Германии на СССР и как этого не видел и не понимал "гениальный вождь" и "великий полководец генералиссимус Сталин".

Все попытки Тимошенко и Жукова, Кузнецова и командующих военными округами повлиять на Сталина, чтобы ускорить ввод в действие "мероприятий, предусмотренных оперативными и мобилизационными планами" оказались тщетными.

"Введение в действие мероприятий, предусмотренных оперативными и мобилизационными планами, – писал Г.К. Жуков, – могло быть осуществлено только по особому решению правительства. Это особое решение последовало лишь в ночь на 22 июня 1941 года.

В ближайшие предвоенные месяцы в распоряжениях руководства не предусматривались все необходимые мероприятия, которые нужно было провести в особо угрожаемый военный период в кратчайшее время".

Мало того, что округам не разрешалось вводить в действие оперативные планы. Военным приграничным округам приказывали проводить разнообразные учения в лагерях, которые отвлекали войска от передовых линий и настраивали их на мирный лад.

"Просьбы некоторых командующих войсками округов, – писал маршал Р.Малиновский, – разрешить им привести войска в боевую готовность и выдвинуть их ближе к границе И.В. Сталиным единолично отвергались. Войска продолжали учиться по мирному: артиллерия стрелковых дивизий была в артиллерийских лагерях и на полигонах, саперные части в инженерных лагерях, а «голые» стрелковые дивизии – отдельно от своих лагерей. При надвигающейся угрозе войны эти грубейшие ошибки граничили с преступлением. Можно ли было этого избежать? Можно и должно". ("Военно-исторический журнал", No 6, 1961 год, стр. 7).

Но особенно вредной была линия Сталина в самые предвоенные дни. Маршал Р.Малиновский в уже цитированной статье писал:

"На уточняющий вопрос, можно ли открывать огонь, если противник вторгнется на нашу территорию, следовал ответ: на провокации не поддаваться и огня не открывать".

Даже после того, как война началась, округам не разрешалось полностью вводить план прикрытия. В переговорах с заместителем командующего войсками западного округа генералом Болдиным маршал Тимошенко предупреждал:

"Тов. Болдин, учтите, никаких действий против немцев без нашего ведома не предпринимать. Ставлю в известность вас и прошу предупредить Павлова, что тов. Сталин не разрешает открывать артиллерийский огонь по немцам.

– Как же так? Ведь наши войска вынуждены отступать? Горят города. Гибнут люди, – сказал Болдин.

– Никаких иных мер не предпринимать, кроме разведки вглубь территории противника на 60 км". (Болдин "Страницы жизни", 1961 г., стр. 81).

Война началась, а Сталин все еще продолжал считать, что это провокация со стороны реваншистских кругов, а не приказ Гитлера.

Такая политика, сейчас кажущаяся, по меньшей мере, странной, тогда вызывала удивление даже у безусловных любимчиков Сталина.

"Совершенно непонятно, – писал в своих воспоминаниях авиаконструктор А.С.Яковлев, – почему нашим войскам, "впредь до особого распоряжения" запрещалось переходить границу? Почему авиации разрешалось наносить удары только на глубину до 100–150 км на германской территории? Война уже шла, а командование не знало, что это – случайное вторжение? Ошибка немцев? Провокация?"