Утро розовым младенцем занималось над Галилеей. Стояла весна месяца ияра пять тысяч семьсот пятьдесят второго года по иудейскому календарю. Казалось, время остановилось еще в те далекие времена, когда на третий день творения Всевышний сотворил растительный мир и, наделив его плодородием, сказал: «Да покроется зеленым покровом земля – травою, родящей семя, древом плодовым, приносящим плоды». Ездрилонская долина утекала изумрудным цветом к хмурым ото сна горам. Слабый сиреневый дымок отделялся от белых деревень, что лежали на пологих горных отрогах…
Так можно было бы описать встречу с Цефатом, городком, отданным во власть искусству и религии. Hо если религия стала правопреемницей города еще со времен разрушения Второго Храма, то искусство поселилось в этих местах сравнительно недавно.
Я бродил по стерильно-чистым улочкам, и тишина закладывала уши. Изредка с гомоном проходила группа туристов, и вновь тишина. Дома демонстрировали мавританский стиль зодчества. Как крепость, так и синагоги. Даже дансинг для подростков – в круглом дворе с фонтаном – точно декорация к спектаклю «Тысяча и одна ночь».
К вечеру центральная часть городка заполнялась праздно гуляющими людьми. Кого только нет: и японцы, и финны, и англичане, не говоря уж о наших, русских, истинно русских. Какой-то паренек играл на гармони флотские песенки. И пользовался успехом, а на мою попытку выведать, кто он и откуда, паренек весьма неохотно пояснил, что родом он из Вологды, зовут Владимиром, приехал в Израиль на заработки. Вот какие дела… Так вот, к вечеру вся эта вселенская толпа колобродила в барах, кафе, ресторанах, пиццериях, шашлычных, кебабных и прочих обжорках. Люди сидели на бульварах, в скверах, на видовых площадках, вызывая удивление, как разительно отличается вечерний Цефат от дневного. Особенно в Ханаанском квартале, одном из нескольких кварталов, на которые делится Цефат. Тут жили в основном религиозные евреи. В черных, отороченных мехом шляпах, из-под которых выглядывала еще и кипа, в черных лапсердаках и белых рубашках, черных чулках и башмаках. Кстати, не дай бог одежда окажется не чисто шерстяная, а с примесью льна. Или обувь не кожаная, а с примесью синтетики. Bеличайший грех! По стране колесит специальный автомобиль-лаборатория, которая проверяет одежду на «шаат нез», то есть на присутствие в богоугодной шерсти посторонних примесей. Не приведи господь обнаружить хотя бы следы льна или еще какой-нибудь вражины, даже в нитках, которыми пришиты пуговицы!
Раввин Исаак Нойман, советник по вопросам кошерности при раввинате Тель-Авива, свое дело знает круто. От каждого подозрительного лапсердака, на котором нет этикетки об отсутствии «шаат неза», раввин Нойман срезает кусочек ткани и проверяет в лаборатории. Если обнаружит следы льна – все, лапсердак запрещен к ношению.
Ортодоксальные евреи надевают впервые лапсердак в день бармицвы, то есть в тринадцатилетие. Фасон сюртука определяется в зависимости от степени религиозной строгости общества, к которому принадлежит человек… Вообще тема кошерности входит в свод бесчисленных предписаний. Верующие посвящают изучению этих законов всю жизнь. Вопрос кошерности пищи – краеугольный камень существования набожного человека. Перечислить все запреты немыслимо, хоть и весело, для человека, который не верит ни в Бога, ни в черта. Скажем, «чистота» животного, его кошерность зависит от двух признаков: жвачные и парнокопытные. Только при наличии обоих признаков разом животное годится в пищу набожного еврея. Таких животных всего десять видов. Домашний скот – корова, овца и коза, среди диких зверей – семь видов: олень, газель, антилопа, горный козел, серна, бизон и жираф. Остальные животные в пищу не годятся. Например, свинья – парнокопытная, но не жвачная. Конфуз! Дотошные предписания четко указывают набожному человеку, как избежать греха, как обращаться с мясом, птицей, молочными продуктами. Каким ножом в какое время суток, как и где приготавливать пищу, где и как ее употреблять. Например, смешивать мясное и молочное – один из тягчайших грехов. Если случайно мясное и молочное оказалось сваренным вместе, то запрещается извлекать из этого выгоду: продать нееврею или просто подарить ему, даже выбросить или скормить собакам нельзя! Надо такую пищу сжечь или уничтожить, не извлекая пользы. И это настолько очевидно, что не стоит обращаться за советом к раввину. А вот если нога или крыло птицы оказалось сломанным, тогда вопрос спорный, тогда обратиться к раввину за советом необходимо…