Взгляни на дом свой

Леонтий проснулся, открыл глаза и увидел ковёр, возвышающийся над кроватью. Красные, чёрные, жёлтые геометрические фигуры шевелились как в калейдоскопе, разбухали, ковёр пузырился, как будто дышал. Вдруг в центре ковра появилась щель, она пробежала по краю бордюра, остановилась внизу, внутренняя часть ковра отделилась от стенки и упала на одеяло. За ковром была чёрная, глубокая дыра, лаз, уходящий вдаль и немного вниз, так показалось Леонтию. Он быстро встал, натянул треники, клетчатую фланелевую рубашку, отошёл от ковра и стал осматривать открывшийся тоннель. Никогда раньше он не заглядывал за ковёр, его как повесили, так и не снимали пару лет, но ведь когда белили, то снимали же, и этого тоннеля не было, родители бы обратили внимание на дыру в стене! Значит, она появилась недавно, может, этой ночью. Из чёрной пустоты тянуло сыростью, запахом прелых листьев, табаком. Леонтий вышел из комнаты в коридор, надел галоши, взял китайский жестяной фонарик, в квартире никого не было, отец ушёл в лес, мать в школу, часы на комоде стучали громко, за окном кричали дети, лаяла собака. И он решил вернуться, войти в дыру за ковром, чтобы проверить, куда ведёт этот лаз. Вниз шла деревянная лестница, как в подпол, но более основательная, широкая, дальше фонарик высветил цементный пол и железную дверь. Дверь была приоткрыта, за ней — решётка, дальше — ещё одна дверь. В двери было маленькое окошечко, Леонтий ткнул его, оно открылось внутрь, превратившись в полочку. В окошко он увидел узкое полутёмное помещение с небольшим окном. Окно было закрыто решёткой, за ней — рама, за рамой ещё одна решётка. Справа у голой стены, закрашенной зелёной масляной краской, стоял топчан на двух крестовинах, на нём лежал ворох тряпья. Леонтий зашёл внутрь, чтобы посмотреть, что за одежда, чья, лежит на досках. Глаза мальчика привыкли к полумраку, он приподнял за ворот ватник и увидел под ним старого худого человека, он полулежал на топчане, подвернув под себя ноги. Человек был стар, бородат, тёмен лицом, зелёные глаза его смотрели прямо на Леонтия, он тихо произнёс:

— Это ты, Леонтий? Ну, здравствуй, внук. Не пугайся, я дед твой, отец твоего отца, но ты меня не знаешь… Садись…

От старика пахло гнилой одеждой, немытым телом, от пола и стен — плесенью, всё вокруг было пронизано ужасом, слабая лампочка, сороковаттка, висевшая над дверью, отбрасывала решётчатую тень на стены и старика. Леонтий не понимал, как мог здесь быть его дедушка, мать рассказывала, что его дед умер за пять лет до его рождения, это что, другой его дед, про которого он вообще ничего не слышал? Отец никогда не рассказывал о своём отце, не было и фотографий его в семейном альбоме.

— Леонтий, я дед твой Иван Григорьевич, ты не пужайся, я здесь не живу, это на время… вот и увидел внука, радость-то! Ты чё, навестить меня пришёл? Отец жив, Сашка мой? Значит, вот и свиделись, а то, как же так, я ведь дед твой, а никогда не виделись. Ты в Коркино был, не знаешь, как там моя родня, как бабка моя, Анфиза..?

— Я был в Коркино, когда мне было шесть лет, родители брали меня, знакомили с бабкой, я помню — деревянный дом на берегу реки Тура. Река вся жёлтая была, текла быстро и вся жёлтая… Но бабушку звали Александра, баба Шура…

— Это от глины, размывает река берег, один глинистый, другой — каменный… Вот что, Леонтий, тебе надо идти, пока сюда не пришли… Не говори отцу, что ты меня видел, не расстраивай его, зачем ему знать, что меня этой ночью… А ты знай, твоя участь такая, всё знать, мы тебя выбрали…

Дед закрыл ладонью лицо, чтобы Леонтий не видел его слёз, и легонько толк­нул в его сторону двери.

— Беги, сынок, беги… Не оглядывайся, беги…

Леонтий быстро вышел из подвала, побежал вверх по тоннелю, проскочил в два шага деревянную лестницу, вышел из стены, а когда обернулся, то увидел, как ковёр захлопнулся, щели быстро затянулись шерстяными нитями, ещё миг — и всё стало, как прежде. Затхлый запах ещё чувствовался, Леонтий понюхал рукав рубашки, снял её и повесил на спинку стула, надел синюю футболку. Галоши поставил на место, засунул ноги в резиновые сапоги, накинул куртку и вышел на улицу. Закрыл ключом дверь, бросил его в почтовый ящик с цифрой 2, и побежал. Он остановился только у самого конца улицы Розы Люксембург, там, где начинался лес. В лес он боялся ходить один, поэтому повернул назад. Сзади шумели огромные чёрные ели, плыли громадные серо-сизые облака, кричали вороны. За горой Шолом ударила молния, сам раскат грома Леонтий услышал позже, но не обернулся, он бежал обратно.