Взгляни на меня

– Том… – какие-то едва ли известные мне самой слова рвались из горла, чувство мучительной досады расцарапывало рёбра изнутри. Но вслух получилось произнести лишь имя. Очень тихо, не громче принесённого ветром шелестящего отголоска бури. Том, застегнув наглухо пальто, повернулся лицом. Все матовые чёрные пуговицы крепко вдеты в тонкие дугообразные петли, шнурки ботинок туго завязаны – финальный аккорд, верный признак того, что остался последний шаг прочь из квартиры.

– Да, Вивьен?

Готов уйти. Его ждали машина, течение привычной жизни, плотное расписание.

Я стояла в оцепенении и нерешительности, не представляя, что в подобной нелепой ситуации может быть уместней и правильней молчания, смирения. Но всё же сумела сорвать засов с безумно колотившегося сердца:

– Я преследовала тебя, несколько раз хотела подстроить встречу с тех пор, как мы впервые столкнулись много лет назад…

– Много лет назад? – прозвучало эхом с оттенком недоумения и сомнения. Естественно, этот крохотный эпизод был давно приколочен к самому дну памяти, растаскан на части, обращён в пыль – ни всполоха, ни ощущения. Просто внезапное столкновение с гудящей бесцветной пустотой вместо воспоминания.

– Да, и это уже моя история, которую я однажды расскажу, – скрестила руки на груди и осторожно приблизилась к Тому. – Можешь смело считать меня сумасшедшей. Плевать. Ты уже вызвал такси, вечер окончен. И я бы точно оказалась наивной девчонкой с отшибленными мозгами, если бы ухватилась за мысль, что это ещё не конец и всё произошло не зря.

– Знаешь, Вивьен… Я тоже, наверно, немного сумасшедший, если запомнил тебя. Не в подробностях, а только образ без особых примет и деталей. Так обычно в памяти маячит какая-нибудь фотография из множества других, или отдельная сцена фильма. Странная девушка с чемоданом, подумал я, может, и не за мной вовсе идёт. Но почему-то тогда зажглась уверенность – ты именно шла следом. И я, наверно, спугнул тебя. И кажется, в тот день ничего не могло случиться, нам было бы не о чем говорить.

– По-твоему, люди встречаются, лишь когда им есть что сказать?

– Иначе невозможно.

– Значит, теперь мы всё сказали, и причин для встреч больше нет?

– Почему? – в его голосе послышалось искреннее огорчение.

– Ты уходишь так, словно даёшь понять, что уже не вернёшься. Многие так же переступали порог и исчезали навсегда. У тебя же для этого есть один неоспоримый довод – мы друг для друга абсолютно никто.

– И это после того, как я хладнокровно пытал твою курицу? – Том, ласково улыбаясь, протянул руку. В сердце хлынул шторм безысходной тоски, и я сжала его ладонь, пытаясь удержать чувство неповторимого тепла. – Мне действительно нужно идти, Вивьен. Спасибо за чудесный ужин. – Он сильнее стиснул мои онемевшие пальцы, улыбка медленно стиралась, как рисунок на запотевшем стекле. – Я вернусь.

Звук захлопнутой двери. Шаги вниз по лестнице, как звуки камней, ударяющих о стенки глубокого колодца. Тело ожило, парализующая робость испарилась. Я посмотрела на тумбочку: среди расставленных в ровную линию флаконов лежали перчатки Тома. Он, судя по всему, успел выстроить помаду и духи в произвольном порядке, пока я проходила на кухню и собиралась разогревать вчерашний ужин.

Обрывок 7

Я вернусь. Так он сказал. Порой я нарочно повторяла эти слова перед сном, как мантру. Снова и снова. Мне было очень любопытно, как именно произойдёт следующая встреча, о которой Том заявлял с поразительной уверенностью. Всё, что нас связывало – случайная заснеженная улица из переплетения перекрёстков и развилок, адрес моей маленькой квартиры и разговор, затянувшийся до полуночи. Мы даже не обменялись номерами телефонов. Вновь стали недосягаемы. Каждый на своей стороне реальности… Казалось, гораздо проще бросаться под колёса проезжающих мимо такси, чтобы снова наткнуться на нужный автомобиль, нежели всерьёз полагать, будто Том однажды возьмёт и позвонит дверь, вырвется из сети насыщенных будней.