Взгляни на небо

Осел тут же вскочил и побежал по кругу, во всю глотку распевая победную песнь. Слова были такие: И-а! И-а! И-а! И-а! И-а! И-а!

Да-а! Это был великий артист! Публика ревела от восторга. Родька оглушительно свистел, засунув в рот четыре пальца.

А Володька и Таир сидели понурившись, опустив глаза.

Им было жалко дядю Арчила. Они-то знали его гордый, неукротимый и добрый характер, они-то понимали, каково ему сейчас. Завтра ведь весь город будет судачить о победе этого хитроумного ишака.

Вдруг Таир встрепенулся. Рот его расплылся до ушей.

— Ну, Володька! Мы его проучим! Мы его накажем! — заявил од.

— Его уже и так проучили! — захохотал Родька. — Джигит! Сидел бы в своей парикмахерской, не высовывался!

— Дурак ты, Родька! — вскипел Таир. — Дядя Арчил человек что надо, он нас на охоту брал, а над ним все гогочут. Ему же обидно!

— А не надо было… — начал Родька, но Таир его перебил:

— Мало ли что не надо! Откуда же он знал, что этот ишак такой опасный?! Нет, мы его проучим.

— Да кого?! Кого?!

Родька явно обиделся, не понравилось ему слово «дурак».

— Ясно кого — клоуна этого!

— Погоди, Таир, объясни толком, — попросил Володька. — Как мы его проучим?

— А вот как! Слушайте! — Он обнял приятелей за шеи, притянул к себе и быстро рассказал о своем плане.

— Гениально! — завопил Родька. — Чур, я буду наездником. Чур, никому ни слова!

— Почему это ты?! — Володька возмутился. — Таир придумал, пусть и выходит на манеж.

— Нет, — твердо ответил Таир. — Жребий тянуть станем. Три спички. Одна обломанная. Кто ее вытащит, тот и выйдет.

Глава седьмая

На следующий день с раннего утра у кассы цирка толпился народ. Володька, Таир и Родька из кожи вон лезли, чтобы заработать себе контрамарки. Они граблями разрыхляли манеж, сметали жесткими метелочками пыль с алого бархата барьера, с усердием чистили скребниками ишачка-артиста, таскали какие-то веревки и все время старались попасться на глаза директору.

— Вижу, вижу, все вижу, — сказал наконец директор и вручил им шесть контрамарок, — можете девочек пригласить! Или дружков.

Все шло по плану. Но самое трудное было впереди. Тянули жребий. Спички держал Родька. Потянул Таир — длинная. Володька — тоже длинная.

— Ура! — заорал Родька и швырнул третью спичку в сторону.

Таир внимательно поглядел на Родьку, присел, пошарил в траве, нашел спичку. Длинная.

— Ты что же это делаешь? Жульничаешь? — зловеще спросил Таир.

И тут Родька улыбнулся так добродушно и открыто, что Таир невольно улыбнулся в ответ.

— Понимаете, ребята, уж очень хотелось самому этого клоуна проучить, — с обезоруживающим нахальством проговорил Родька. — Уж больно дядю Арчила жалко.

Вот этой последней фразы ему говорить не стоило. Володька разозлился.

— Видали мы вчера, как ты его жалел. В четыре пальца. Вот ты, оказывается, какой!

— Какой?

— А такой, — Володька пошевелил пальцами, — такой… извилистый человек.

— Ладно. Хватит, — вмешался Таир. — От дальнейшей жеребьевки мы тебя, Родька, отстраняем.

Таир взял две спички, отломал у одной кусочек, зажал в кулаке.

— Тяни, Володька, — сказал он.

Володька потащил и вынул коротенькую спичку. Он поглядел на Таира, смущенно пожал плечами.

— Все честно, — сказал Таир. — Значит, ты сегодня выходишь на арену.

— Везет же некоторым, — пробормотал Родька.

— Не надо было жульничать, — отрезал Таир. Вечером цирк был снова переполнен. Мальчишки сидели на том же месте, что и вчера, но почти не видели представления. Они ерзали от нетерпения, они ждали выхода клоуна с ишачком.

За полчаса до этого коронного номера Таир вскочил, пробрался к выходу и выскользнул из цирка.

Володька изо всех сил сжимал кулаки, его колотила нервная дрожь.

«Успеет или не успеет? Успеет или не успеет?» — беззвучно шептал он.

— Успеет! Должен успеть! — подбадривал его Родька. Вот окончился предпоследний номер, вот сейчас выйдет клоун…

«Не успеет!» — прошептал Володька, и в это время запыхавшийся Таир плюхнулся рядом.

— В порядке! — выдохнул он.

Володька вымученно улыбнулся и еще сильнее сжал кулаки, ногти впились в ладони.

— Боишься? — спросил Таир.

— А ты думал! Вот сколько народу — и все глядеть будут, — честно ответил Володька.

— Давай я выйду, если дрейфишь, — предложил Родька.

— Еще чего! Волнуюсь я, понял?

— Ты только не тяни! А то выскочит какой-нибудь чудик и все испортит, — прошептал Таир.

Вышел клоун, втащил за собой упирающегося ишачка, поправил ему залихватскую соломенную шляпу, вынул будильник, коробку конфет и прокричал слово в слово то же самое, что и вчера.

Ряду этак в десятом поднялся здоровенный парень, стал пробираться к манежу.

Володька испуганно вскочил, и ноги сами собой вынесли его на арену.

Он даже не предполагал, как это страшно — очутиться одному в освещенном круге. Лиц зрителей не видно, и кажется, там, в темноте, шевелится кто-то огромный, глазастый, а ты будто голый стоишь перед сотнями глаз.

— Вот смелый молодой человек! Вот отважный джигит! — закричал клоун. — Прошу садиться! Самый смирный из ослов ждет вас! Минута! Всего одна минута — и конфеты ваши.