«Взгляните на лилии полевые…» Курс лекций по литургическому богословию

«Виждь Елисавет к Деве Марии глаголющу: что пришла еси ко мне Мати Господа моего; Ты Законодавца и аз законоположителя; Ты Слово и аз глас, проповедающ Царство Небесное…» [151]

«Елисавет зачат Предтечу благодати, Дева же роди Господа славы; целовастася обе матери, и младенец, взыграя, внутрь бо рабы хваляще Владыку…» [152]

«Бога Слова познал еси, яко Пророк в матерней утробе и сея язык употребив богословиши в темне чертозе, обожаем Светом Неприступным…» [153]

«Познал еси Предтече, Ему же поклонился еси прежде Рождества и пелен Твоих, Христа Жизнодавца, и взыграньми показал еси сего Господа твоего нарекл, взаим взем матерний язык к пению Христа Бога нашего…» [154]

Зачатие его и рождение окружено особым таинственным сиянием. Необычно зачатие заматоревшей материю от престарелого отца, необычно взыграние его во чреве, просветление Духом и обстановка наречения имени тоже вызывает удивление. И все сие нужно, всему подобает быть, ибо предуказывает ему в истории нашего спасения необычное место.

«Божию Слову, хотящу от Девы родитися, Ангел от старческих чресл происходит, великий в рожденных женами и пророков превысший подобаше бо божественных вещей преславным быти началом кроме возраста исчадие и без семени зачатие…» [155]

Великим и единственным в истории человечества явлением воплощения, страдания, искупления, воскресения, преображения и вознесения должно воистину предходить сверхъестественное начало. В таинственом видении его Ангела, в немоте его, в неплодстве матери, в рождении Предтечевом, нежданном плодоносии рождшей, в отверстии языка Захарии, — во всем сем видит Церковь глубокий смысл, который приоткрывает нам в своих книгах. В течение мертвой лютой зимы, темной ночи неведения истины, в «законе сени и писаний» человечество тщетно ждало от закона избавления от гнетущего ига греха и проклятия. Грех был сильнее закона, закон же лишь слабое вспомогательное средство против греха и все же необходимый воспитатель, пестун (Гал. 3, 24) во Христа, подготовка, но, о какая тяжелая! Только предреченное пришествие Царства благодати, только глаголы вечной жизни могли освободить Израиля от преданности греху, закону, проклятию смерти. Закон бесплоден… Закон бессилен… Посему и Захария престарелый, услышав таинственное вещание посланца Горних Сил, должен был умолчать, ибо он прообразует собой самый ветхозаветный закон. Сам закон доживал свой век, ему надлежало умолкнуть перед грядущим и уже вот-вот близким пришествием Мессии Избавителя.

«Молчание старчо, законного писания образ носит таин. Ибо пришедши благодати, Моисей [156] умолча: подобаше по премудрости сокровищу явльшуся всем молчати… [157]

И подобно этому в заматорелости и неплодности Елисаветы богослужебное наше сознание видит неплодность и пустоту церкви ветхозаветной, оплодотворенной и оживленной лишь пришествием Христа Спасителя: «Елисавет прежде неплоды сущи, Христе, Церковь Твою проображаше, яже от язык, [158] и рождши преславно паки показует многочадну, неплоды явльшуся иногда.» [159]

Ибо Церковь еще и так вещает: «Процвела есть пустыня яко крин, Господи, языческая неплодящая Церковь пришествием Твоим, Христе, в немже утвердися мое сердце…» [160]

Человечеству верующему, ожидающему тысячи лет обещанного избавления уже могло казаться, что его уже и не будет, что это избавление так и не придет. А вдруг? А если?… И колеблется уже вера некоторых, твердость убеждения слабеет. Усомнился и Захария, несмотря на свидетельство столь высокого собеседника, но как бы успокаивая его и утверждая его в вере, поет ему Церковь: