«Взгляните на лилии полевые…» Курс лекций по литургическому богословию

И Апостолу Фоме, Близнецу «неверующему», Церковь в своих песнопениях уделяет немалое молитвенное внимание, окрашивая его духовный облик оттенком особой любви и почитания, как бы заботливо защищая и ограждая его память от возможных, неосновательных упреков в скептицизме и маловерии, ибо эти упреки безосновательны. В евангельском повествовании святой Апостол встает перед нами как пытливый ученик с желанием разумной, обоснованной веры (Ин. 14, 5), как пылкое и горячее сердце (Ин. 11, 16), поступок весьма сродняющий и приближающий аналитическую, разумную веру его к Петровой пылкой и горячей). Поступок Апостола по Воскресении Христовом все же не содержит скептицизма, а лишь подтверждает жажду разумно обоснованной веры в нем и посему Христос все же не отвергает Апостола, а дает ему возможность исповедания этой веры. Интересно, что отсутствие Фомы среди учеников во время явления Христа по Воскресении десяти апостолам (Ин. 20, 24–29 — пятое явление по Воскресении) снова повторяется по церковному преданию и в день Успения Богоматери, когда святой Фома опять-таки не присутствовал этому событию и получил подтверждение своей вере снова, по прошествии нескольких дней.

Его кажущееся, на первый взгляд, по сравнению с пылкой верой сангвинического Петра, сомнение не есть маловерие, а наоборот, есть лишь тяготение к разумной и зрелой вере. Это отнюдь не скепсис, не рассудочная вера рационализма, не интеллигентское «разумничание», а лишь обоснование разумной и сознательной веры. Вера не может быть неразумной, противной разуму, противной истине, ибо не бывает двух истин: одной — для ума, а другой — для веры, но есть Одна, Единая Истина.

И вот Фома испытует, чтобы не впасть в легковерие и суеверие, но и сам убеждается и всем нам дает разумное, прочное доказательство истины. «Нет веры без знания, нет знания без веры», — говорит святитель Климент Александрийский. Знание основывается на вере; аксиома недоказуема, в нее нужно поверить, чтобы разумно познавать, доказывать на ее основании теоремы, и наоборот — всякая вера должна быть разумной, чтобы не стать легковесной, дешевым суеверием. Апостол любви вещает:

«Возлюбленнии, не всякому духу верьте, но искушайте духи, аще от Бога суть, яко мнозии лжепророцы изыдоша в мир»

(1 Ин. 4. 1; Евр. 11, 3). Церковь не воспрещает, а наоборот поощряет такую разумно обоснованную веру, и именно такая сознательная вера и есть основание богословствования. Церковь и отмечает это особое гносеологическое значение Фоминой веры, ибо Фомино «неверие, веру известную роди». [336]

«Верным неверием твоим верных известил еси, [337] яко Бога и Господа всея твари начен богословити, плоть понесшаго нас ради земных». [338]

«Всех неверие душегубное, неверование твое [339] блаженне, исцеляет; ты бо несумненно гвоздей же и копия язвы испытал еси. [340]

Важно отметить, что Церковь в своем литургическом понимании подмечает, так сказать, гносеологическую близость богословствования Иоанна и Фомы. Иоанн возлегает на перси Божественного Логоса, Фома осязает Его ребра, Иоанн оттуда почерпает глубокое смотрение богословия, Фома же сподобляется учить нас тайне Воскресения Христова. [341] Осязая ребро Спасителя, и, о чудо, не опаляясь, он почерпает «неизследомую богословия пучину», [342] «почерпает Божий разум» от Самой воплощенной Божией Премудрости.

Прикосновение к ребру «рукою любопытной» [343] утверждает нас не только в Воскресении воплощенного Слова, но и в особых качествах Его прославленного Тела, прославленного в Воскресении, в Фаворском чуде, и дает нам как залог веру в состояние прославленности наших телес.

* * *

Близнец Фома своим «верным неверием» разумно обосновывает веру, дает гносеологически правильный подход религиозному сознанию. Филипп же Апостол своей жаждой лицезрения — созерцания Бога показывает нам другой характер религиозного ведения, высшую ступень истинной веры. Его вопросом во время прощальной беседы Спасителя с учениками (Ин. 14, 7–10)

«покажи нам Отца и довлеет нам»

, он показывает особую устремленность и напряженность своей веры, желание как бы известных доказательств в религиозном опыте. Этот порыв в еще непросвещенном Духом сознании ученика так понятен, и это внесение некоторого эмпиризма в трансцендентное познание заслуживает краткий упрек Спасителя: