Молодой, заслушавшись таких речей, вытянулся с лежанки и едва не свалился на деревянный пол. Ханю же недовольно скривил рот. Сказанное му явно не нравилось, о чем, собственно, он и сказал:
- Ты, проныра, хавальник-то свой закрой. Что пацану сказки рассказываешь? Он же дурень, как есть дурень. Во молоко еще на губах не обсохло. Он во сне еще коров за сиськи дергает, а ты ему про что гутаришь? - недовольным тоном продолжал бывший легионер. - Зачем на от добра добра искать? Тебе, что мало всего этого? - Ханю кивнул на висевшие на стене массивные доспехи, меч в ножнах, продолговатый щит. - Здесь добра на сотню золотых. А владыка еще обещал добавить. Или ты думаешь тебе в легионе что добавят?! - усмехнулся он. - Эти живодеры сначала тебя одерут как липку, забрав и доспехи и оружие. Потом же всю твою награду присвоят благородные, а тебя вон по щеке похлопают. Скажут, что хороший воин и тебя ждет награда от великого султана.
Однако, мордатый и не думал успокаиваться. Махнув рукой на опытного воина, он начал "обрабатывать" молодого, который с открытым ртом слушал все его россказни. Их тихий разговор утих лишь к утру, когда в повозку вернулась очередная смена часовых.
Тогда мордатый выскользнул на улицу провожаемый нехорошим взглядом Ханю, который со вздохом тоже встал и вышел на улицу... Утром же за одним из деревьев воины нашли мордатого, застывшего в снегу с оскаленным ртом.
Немолодой полный мужчина подошел к оконному проему и несколько минут внимательно вслушивался в тишину спящего города. После этого дернул за толстый витой шнур и проем закрыло толстое полотно ткани.
Оглядев комнату Тарек Кошивин, известный в городе преуспевающий купец, довольно причмокнул полными губами.
- А теперь можно продолжить..., - пробормотал он, усаживаясь в глубокое кресло, накрытое толстой мохнатой шкурой какого-то зверя. - Так...
Он взял недавно отложенный пергамент в руки и, щуря глаза, начал вчитываться в свой корявый неровный почерк, разительно отличавшегося от ровных красивых строк домашнего писца. Однако, это письмо было особым и доверить его написание можно было лишь себе, да и то с оглядкой.
- ..., Победоносный, приветствует тебя недостойный слуга твой, Тарек Кошивин, - еле слышно шевелил губами Тарек, начиная перечитывать написанное им письмо. - Да длятся сто раз по сто лета благословенного Махмура Великого, да ширить мощь и сила Великого Шамора, да не ослабнет твоя рука, о Победоносный.
Время от времени купец поднимал голову и с подозрением оглядывался по сторонам. И лишь в очередной раз убедившись, что никто в закоулках его кабинета не прятался, Тарек вновь принимался за письмо.
- Король Роланд задумал совершить злодейское нападение на твой лагерь, едва только ты его разобьешь под нашим городом. Он хочет в одну из ночей, когда бессмертные с дороги будут отдыхать, неожиданно напасть на лагерь. В городе есть старинный подземный ход, через который он выведет своих гвардейцев...
Тут он остановился, чтобы зажечь новую свечу взамен оставшегося огарка старой. И едва кабинет озарил новый более яркий огонек, Тарек опять схватился за пергамент.
- А сколь у него воинов сказать точно не могу. Говорят, конных почти тысяча. Есть наемники морских баронов из пяти отрядов..., - в некоторых местах ему пришлось править свои закорючки, чтобы письмо читалось лучше. - А еще... призвал он на службу городское ополчение и обещал каждому, кто встанет на защиту города, латы и меч с копьем. Оружие из городских арсеналов из доброе стали, не порченное. Уже набралось три сотни мужчин...
Через какое-то время Тарек свернул пергамент в трубочку и, несколько раз перетянув ее толстой ниткой, щедро залил узелок расплавленным сургучом. Потом с тяжелым вздохом встал с кресла и подошел к двери, за которой его уже дожидалась невысокая фигура невзрачного мужичка в темном плаще.
- Письмо сегодня же должно быть на месте, Чирч, - требовательно произнес купец, протягивая свернутый пергамент. - Я не обижу, ты меня знаешь.
Стоявший человек в ответ приглушенно рассмеялся, показывая коричневые гнилые зубы.
- Меня еще никто не обманывал, Тарек, - письмо в мгновение ока скрылось в недрах плаща. - А те, кто этого не понимают, живут не долго. Я скоро буду... Готовь монеты, купец.
И, сдвинув капюшон вперед, Чирч, давно делавший для купца всю грязную работу, растворился в темноте коридоров дома.
Бессмертные с проклятьями отступали от стен, оставляя под ними десятки своих товарищей. С раскроенные черепами, сломанными шеями и спинами, бессмертные оказались такими же смертными, как и те, кто с ненавистью глядел на них с высоты крепостных стен Шариота.