Взять живым!

...В полку, после возвращения из отпуска, Ромашкина ждала печальная весть: под Витебском погиб капитан Иван Петрович Казаков, первый учитель Василия. Трудно было представить Петровича мертвым. Золотые зубы под черными усиками так и блестели в задорной улыбке, всегда веселые глаза светились лукавством. Ромашкин слышал голос Казакова: «Приезжаю я с войны домой. На груди ордена, в вещевом мешке подарки...» Для Ромашкина он навсегда остался таким – живым и веселым.

Во второй половине 1944 года советские войска изгоняли фашистов из Румынии. Польши, вступили на землю Югославии, Болгарии, Чехословакии, Венгрии.

Дивизия, в которой служил Ромашкин, вплотную приблизилась к границе Восточной Пруссии. Предстояли первые шаги по немецкой земле. Все с волнением ждали, когда это свершится.

– Мы уже по Германии бьем! – гордо и весело сказал артиллерист разведчикам.

– А мы там уже побывали» – солидно ответил Саша Пролеткин.

– Ну, как она?

– Работы артиллеристам много будет – вся замурована в бетон!

– Пробьем! Теперь не остановить!

К немецкой земле Ромашкин вышел со своими разведчиками одним из первых. Леса, луга, речки, деревья в Германии были такие же, как в Литве и в Белоруссии. Ранним золотом горели клены, и там и здесь одна и та же вода блестела в реке. Луг с ярко-зеленой сочной травой где-то разделялся невидимой линией. Пограничных столбов и знаков не было, их снесли немцы.

Установив по карте точные ориентиры, Ромашкин провел свою группу кустами к речушке, перешел ее вброд и, ощутив счастливое волнение, сказал:

– Ну вот, ребята, вы и в Германии!

Разведчики оглядывали кусты, деревья, траву – не верилось, что вот это простое, обыкновенное – уже немецкое. Шовкопляс взял горсть влажной земли, помял ее, потер, понюхал. Задумчиво молвил:

– Земля как земля.

– Да, земля везде одинаковая, – сказал Рогатин, – только растет на ней разное – пшеница и крапива, малина и волчья ягода, душистая роза и горькая полынь.

– Для Ивана это была целая речь, он даже испуганно посмотрел на разведчиков, но никто не засмеялся, не пошутил, у всех было торжественно и радостно на душе.

В ту ночь притащили с немецкой земли первого «языка». Выволокли его из траншеи, которая окаймляла дот, замаскированный под сарай.

Гитлеровец долго отбивался, Пролеткину, совавшему кляп, покусал пальцы. Только Иван Рогатин его утихомирил, взял за загривок своей ручищей так, что шея хрустнула.

Пленный ефрейтор Вагнер и на допросе держался нагло:

– Дальше вы ни шагу не пройдете. Все ляжете здесь, на границе Великой Германии!

Ромашкин с любопытством разглядывал мордастого, с тупыми водянистыми глазами, немолодого уже немца. Давно не видел таких. Когда гнали их в хвост и в гриву по белорусской и литовской земле, попадались жалкие, испуганные, как пойманные воришки. А теперь вон как заговорили! Почувствовали новые силы на своей земле? Да, здесь они будут драться отчаянно. Их пугает расплата за совершенные преступления.

– Доннерветгер, проклятая каценгешихтен! – ругался Вагнер. – Меня предупреждали об этом, а я думал – пугают!

– Что значит «каценгешихтен»? – не понял Ромашкин этого слова. – Кац – кошка, гешихтен – история, какое-то странное сочетание.

– Кошачья история, – пояснил пленный. – Это то, что произошло со мной. Вы схватили меня, как кошка мышку. Солдаты именно так и называют ваши ночные проделки.

Рассматривая документы и бумаги, отобранные у пленного, Ромашкин обратил внимание на фотографии, которые были сделаны во Франции: Вагнер с девицами, веселый и самодовольный, на фоне кафе с французской рекламой и надписями. «Когда это было? – подумал Ромашкин. – В дни завоевания Франции или недавно? Может, это свежая дивизия с запада? Похоже, ефрейтор потому такой нахальный, что не прочувствовал на себе силу наших наступательных ударов». Учитывая наглость Вагнера, Ромашкин не стал его спрашивать напрямую, а применил маленькую хитрость.

– Значит, вы всю войну просидели во Франции? Нехорошо, товарищи воевали, а вы с девицами легкого поведения развлекались.

– Я был на Востоке две зимы. – Вагнер показал ленточки на кителе: – Был ранен, только после госпиталя попал во Францию.

– Значит, Франция – санаторий, туда посылают подлечиться? Вы говорите неправду, Вагнер, там идет война, в июне этого года в Нормандии высадились наши союзники.

Пленный криво усмехнулся:

– Ваши союзники! Если бы не вы, они бы не высадились...

Ромашкин полистал служебную книжку и письма, полученные Вагнером. Письма отправлены на полевую почту, которая могла быть во Франции, или здесь, или вообще где угодно. Когда же пришла сюда эта свежая дивизия?

– Последнее письмо во Францию вы получили из дома в конце июля, – сказал будничным голосом Ромашкин, усыпляя бдительность пленного, – а на новое место, сюда, разве письма не доставляют?