Взять живым!

Вечер перешел в ночь совсем незаметно. По сути дела, ничего не изменилось. Ромашкин посмотрел на часы – половина второго. Значит, уже 28 апреля. На улицах, как и вечером, было сумрачно, дымно. С наступлением ночи мрак не спустился на город, пожары тускло освещали улицы, в небе стояло зарево грязно-розового цвета.

В подвалах зажглись керосиновые лампы, свечи, коптилки. Теперь с тротуара хорошо было видно сквозь окна и проломы, что делается в подземельях. В одних – женщины, дети, старики лежали на матрацах, коврах, тряпье; каждая семья отгородилась от соседней чемоданами, узлами, занавесками. В других – вповалку рядами лежали солдаты, многие курили, красные огоньки вспыхивали при неярком освещении.

Все это время разведчики продвигались молча. Говорить нельзя: русская речь выдаст, за каждым углом может услышать немец – и тогда не уйти. Шли осторожно, часто сворачивали в дома и развалины, иногда подолгу сидели, пережидая, пока на улице или во дворе станет менее людно. Иногда Ромашкин вел разведчиков строем. Несколько раз поднимались на чердаки, пробовали связаться по радио со своими. Но как ни старался Жук, ничего не мог сделать: весь диапазон был забит голосами радистов, находящихся поблизости. В кольце окружения работали еще сотни немецких станций. В эфире был не меньший хаос, чем в самом городе.

Ромашкин надеялся, что ночью будет легче продвигаться вперед. Такой выработался рефлекс: ночь – союзница разведчика. Но в осажденном Берлине все было необычно. С наступлением ночи движение не уменьшилось, машины с боеприпасами продолжали сновать к фронту и обратно. Усилился поток дезертиров. Днем они отсиживались в развалинах и подвалах, а сейчас ползли из всех щелей. Наверное, поэтому появилось больше патрулей, часовых и другой охраны, все чаще стали слышаться окрики. Эсэсовские заград-отряды останавливали солдат и прохожих, тщательно проверяли документы. Многих забирали. Заметив это, разведчики свернули в ближний дом и стали советоваться – что делать дальше?

– А если по крышам попробовать? – спросил Саша Пролеткин.

– Не плохо бы, – одобрил Ромашкин. – Но сейчас сплошных кварталов нет, дома разъединяют пожары и развалины. К тому же дома разной высоты, десятиэтажный рядом с пятиэтажным. Как ты спустишься?

– По водосточным трубам. Веревки можно добыть.

– Все равно в пожар упрешься, – глухо возразил Рогатин.

– Спустимся, обойдем пожар – и опять на чердак, – защищал свое предложение Пролеткин.

– Хорошо бы забраться в метро, – сказал Ромашкин.

– Остановка «Фридрихштрассе» как раз около рейхсканцелярии.

– Тот немец балакал, что метро затоплено, – напомнил Шовкопляс.

– А может, затоплено не до самого потолка? Сделаем плотики и поплывем, – продолжал Василий, сам еще не веря в возможность этого.

Саша Пролеткин, как обычно, готов был на все и горячо поддержал командира:

– Здорово придумано! Немцы уверены – метро залито, а мы хлюп-хлюп и подплывем к фюреру под нос.

– Да тихо ты! – одернул Сашу Рогатин.

Прислушались. Все спокойно.

– В метро пустили воду из Шпрее или из Ландвер-канала, – продолжал рассуждать Ромашкин. – Уровень воды в реках, конечно, выше туннелей; вода на полпути не остановится. Если не закрыли шлюзы, она наверняка все заполнила до выходов на улицу. Давайте поищем другой путь.

Разведчики вышли в темный асфальтированный двор и обнаружили там открытый люк канализации. Пролеткин первым подошел к отверстию и осветил его карманным фонариком. В глубь земли уходила выложенная кирпичом горловина, на ней чернели металлические скобы. Саша вопросительно посмотрел на командира. Василий кивнул. Пролеткин стал спускаться по скобам.

Все смотрели в черноту ямы и с волнением ждали, что будет дальше.

Рогатин, как наиболее благоразумный и рассудительный, наблюдал за дверью и воротами, чтобы вовремя предупредить, если появятся немцы. Но вот внизу несколько раз мигнул огонек. Саша звал к себе. Стали спускаться. Рогатин и здесь показал свою дальновидность. Он оставался последним, и Ромашкин слышал, как громыхнула над головой тяжелая крышка. Правильно сделал, что закрыл, люк не должен привлекать внимания. Опускаясь все ниже, Ромашкин нащупал ногой выступ и выпустил из рук холодную скобу. Кто-то из разведчиков потянул его за рукав. Вокруг было черно, пахло, как в грязной, запущенной бане.

Саша мигнул фонарем, и Василий успел разглядеть сводчатый туннель, бетонную канаву в полу, по ней текла густая черная жижа, и две ступеньки вдоль канавы. На одной из ступеней стояла вся группа. Разведчики прислушались и, не уловив никаких настораживающих звуков, еще раз посветили фонариками. Туннель был чистым, если не считать булькающей струи в канаве. После опасностей, пережитых на улицах, он показался даже более удобным, чем развалины, где на голову то и дело падали головешки и сыпались кирпичи. Здесь не было дыма.