Взять живым мёртвого

– Чуть позже, – пообещал я. – Дайте-ка мне пару ваших монет из этой шубы.

Наместник столовым ножом вспорол подкладку и высыпал передо мной горсть серебреников. Я покачал один рубль в руке, прикидывая его вес.

– Фальшивка.

– Что?! – обалдели оба купца.

– Можете арестовать этого человека за попытку провоза подменных рублей. Фальшивомонетничество у нас уголовно наказуемо.

– Ах ты, змей подколодный! Ты ж меня под монастырь подвёл, на каторгу отправил, свинец вместо серебра подсунул! Зубами загрызу гада-а… Не моё это, не моё, сукой буду, сыскной воевода! Землю есть стану, а не моё!

– Верно, – кивнул я. – Это был обычный следственный эксперимент. Вы сделали чистосердечное признание. А вот теперь, пожалуй, можно и кандалы.

По одному щелчку пальцев в горницу влетел всё тот же парень, что встречал нас у дверей. Только теперь на лице его сияла неубиваемая улыбка от уха до уха! Он сгрёб вопящего, что «сие-де подстава ментовская», купца и вывел вон.

Рыжий купец с поклонами и благодарностями вымелся сам.

– Шубу-то потом возвярнуть ня забудь, она у счёт уплаты налогов за судебныя издержки пойдёть, – решил наместник, потеребил усы и честно признал: – Лихо ты дяла вядёшь, сыскной воявода. За помощь благодарствуям. Бумаги твои в сей же час подпишу и всё, што обящал, исполню. А только разряши же мне, Христа за-ради, ящё одну загадку.

Я покосился на Ягу. Старушка посмотрела на меня мутнеющим взором, то ли кивнув, то ли икнув. Видимо, это должно было означать согласие, нет? Уточнять было сложно, моя домохозяйка и старейшая сотрудница нашего отделения вновь с головой углубилась в мартини.

Господи, мать ты моя юриспруденция, такое с ней бывает крайне редко. Стопочку-другую лечебной настойки от пониженного давления и для крепких снов – это да, но чтоб вдруг столь старательно напиваться? Наверное, вырвалась из Лукошкина, почувствовала волю вольную и пошла вразнос без тормозов…

– Что за загадка?

– Та вот вишь, приехал до нас мужичок с зярном на кобыле жеребой. Стал на ночлег у церкви, а наутро-то кобыла и родила! Дак поп кричит, што энто чудо божья и жерябёнок тяперича церкви принадлежить.

– Типа что упало на освящённую землю, то и их?

– Не-е, там усё хитрея будет. В конюшне церковной мерин стоить, дак отец Евстигней гнёть линию, разоряятся, будто бы энто мерин жерябёнка родил!

– Где-то я уже такую версию слышал.

– Ну-у, ясное дело, мерин родить ня можеть, – разгорячился наместник, по примеру Бабы-яги наливая себе полный бокал красного рейнского. – Однако ж ты от с попом спорить пробовал? Ты яму слово, он тябе два, и оба из Святого Писания! Хочь и жаль мужичка, а приходится жерябёнка от кобылы-матяри отнимать.

– Там вроде бы то ли дочка, то ли внучка разумная должна быть? – хлопнул я себя по лбу. – Ну та, которая потом ваши загадки разгадывает.

– Есть пря нём дочь. Тока дура дурой. На хворостиня скачеть, воробья живого в руках тискаеть, а сама вся в сеть рыбацкую одята. Осямнадцать лет девке, тьфу, срамота!

– Зовите всех. Проведём перекрёстный допрос.

Примерно через пятнадцать минут к нам был доставлен тот самый батюшка Евстигней. Мужичка я звать не стал, не в нём проблема, сами разберёмся. А вот дочку его попросил войти. В конце концов, не могут же так врать сказки, вдруг она чем-то сможет помочь.

– Славен Господь на небесах, – в голос запел солидный бородатый поп, чья фигура усиленно стремилась к правильному кругу, хоть циркулем его очерчивай.

Волосы соломенные, глаза болотные, но голос оперный, сам Хворостовский задохнулся бы от зависти, а Баскова вообще гнали бы со сцены метлой поганой под свист и мочёные яблочки.

– Итак, гражданин Евстигней. Фамилия ваша?

– Гройсмашидзе.

– Грузин? – удивился я.

– Русский аз есмь, православный! А с кем и от кого мать моя, пресвятая женщина, на югах благословенна, в монастырях пела, про то нам знать не дано.

– Ну раз фамилия грузинская, то, получается, и папа грузин?

– Всё в воле Божией.

– Не буду спорить, не принципиально.

– Да ты крещёный ли?!

– Итак, – игнорируя провокационный вопрос батюшки, начал я, – вы утверждаете, что жеребёнок, рождённый беременной кобылой, на самом деле произведён на свет вашим мерином?

– Так оно и есть! Вы бы видели, какой он у нас толстый. На том и крест поцелую!

– На том, что мерин толстый или что он жеребёнка родил?

– На том, что всё воля Божия, – легко выкрутился поп. – И не такие чудеса нам Писание являет. Наш теперича жеребёнок!

В этот момент за дверью раздались первые смешочки, и не прекращающий улыбаться парень, которого я уже мысленно назвал Гуинпленом, втолкнул в горницу невысокую бойкую девицу, замотанную в рыбацкую сеть с прилипшими щучьими чешуйками.

– Без гостинца, но с подарочком? – вспомнил я.

Девушка тут же швырнула нам на стол полудохлого воробья. Что ж, пока всё сходится.

– Не одета и не раздета?

Она легко скинула с себя сеть, оставшись абсолютно голой, и столь же ловко замоталась обратно. По-моему, мы все трое, я, батюшка и наместник, на минуточку потянулись к карманам за кошельками. Нетрезвая Баба-яга только присвистнула, сунув два пальца в рот.