Взятие Берлина. Победа! 1945

Вскоре над упрямым зданием появились вызванные полковником Утихеевым советские штурмовики. Смотрят с воздуха авиаторы: взяли уже пехотинцы здание. Махнули крылом, развернулись, ушли помогать другим.

Дружно сражались войска в Берлине. Помогала пехота летчикам. Помогали пехоте летчики. Артиллеристы, танкисты, саперы, связисты общим шагом шагали в битве.

Стояли бойцы, как братья. Локоть к локтю. Плечом к плечу.

Намечено и начертано

Жил Ганс Круммель на Луизенштрассе. Здесь – центр Берлина. Здесь – река Шпрее. Рейхстаг – за Шпрее.

Родился Круммель на этой штрассе. Здесь бегал в школу. Учил уроки. Купался в Шпрее. Ходил к рейхстагу. Отсюда, с Луизенштрассе, и ушел на войну в солдаты.

Ушел Ганс Круммель. Простился с домом. А перед этим был у гадалки. Держала долго солдата старая. Карты раскладывала так и этак. Что-то долго под нос шептала. К небу глаза закатывала. И вот заявила ему гадалка: мол, на редкость чудесно ложатся карты. Пусть идет солдат на восток спокойно. Минует Круммеля смерть в России. Выпал жребий ему удачный. Хоть и тронут солдата раны, однако вернется в Берлин здоровым.

Шагал от гадалки Круммель, сиял, как пятак латунный:

– Не ждет меня смерть в России. Снова Берлин увижу.

И вот ушел на войну солдат. Шел. Улыбался. Шутил. Смеялся. И верно – обходят солдата пули.

Был он в великой Московской битве. До Волоколамска дошел, до Истры, до станции Крюково. Еще шаг – и победу схватит. И вдруг – что такое?! Погнали их русские.

Побежал от Москвы Ганс Круммель. Думал, конец всему. Даже гадалку было дурными словами вспомнил.

Однако напрасно ругал он старую. Сохранила судьба солдата. Хотя и бока помяла. Ожил опять солдат. Дождался тепла и лета. Летом снова пошел в поход.

Шел. Улыбался. Шутил. Смеялся. Дошел до Дона. Дошел до Волги. До города Сталинграда. Лезет вперед, как дьявол. Вот-вот и победу схватит. И вдруг – что такое?! Ударили русские. Окружили фашистов. Взяли в тугие клещи.

Страшно был ранен солдат. «Вот он, конец», – подумал. Снова гадалку проклятием вспомнил. Много фашистов тогда погибло. Круммель, однако, чудом каким-то спасся. Вывезли самолетом его из «котла». Отходили солдата, пришел в себя. Словом добрым вспомнил теперь гадалку.

Отдышались, отлежались фашисты после сталинградского поражения. Наступило новое лето. Снова бросились в бой фашисты. Началась великая Курская битва.

– Наступают последние дни России! – кричали тогда фашисты.

Но снова фашисты здесь были биты. Снова был Круммель ранен. Да так, что еле сшили его, слатали.

Гнали наши с этой поры фашистов. Отходят фашисты. Отходит Круммель. Бьется, бьется. Смотрит – уже он в Минске. Бьется, бьется. Смотрит – уже он в Бресте. И вот – в Варшаве. И вот – на Одере.

Отходит, отходит Круммель. Смотрит – а он в Берлине. Бьется, бьется. Глянул – а он на Луизенштрассе. Глянул – а рядом родимый дом. Вот ведь судьба какая!

В это время раздался взрыв. Это разорвался советский снаряд. Рухнул Круммель на землю. Лежит на Луизенштрассе.

Закончилась жизнь солдата. Все точь-в-точь, как судьбою намечено. Все точь-в-точь, как советским мечом начертано.

Бронзой поднялся в небо

Солдат не мечтал, не гадал, не думал. А вышла слава ему в века. На пьедестале к небу солдат поднялся.

Было это в последние дни войны. Уже не километры, а метры оставались до центра Берлина. Солдаты 8-й гвардейской армии готовились к последним боям. В числе их и солдат Николай Масалов. Был он знаменщиком 220-го гвардейского стрелкового полка. Приготовил к атаке знамя.

Ждут солдаты сигнала к бою. Перед ними – один из каналов, отходящих от Шпрее. Рядом – площадь. За площадью – мост. Называется он Горбатым. Мост заминирован, под огнем у противника. Атаку на мост, на тот берег скоро начнут солдаты.

Притихли солдаты. Так всегда перед штурмом. Где-то гремят орудия, где-то идет стрельба. Но это не здесь. Это в других местах. Здесь тишина. Временная, но тишина. И вдруг тишину – солдаты вздрогнули: было так неожиданно – плачем прорезал детский голос.

Было неясно, откуда он шел. С набережной? Со стороны площади? От моста? Из развалин неподалеку стоящего дома?

– Мутти! Мутти! (Мамочка!) – повторял голос.

– Девочка, – кто-то сказал из солдат.

Ищут солдаты глазами девочку. Где же она?

– Мутти! Мутти! – несется голос.

Определили теперь солдаты: детский плач шел от моста. Не видно ребенка. Камнями от наших, видать, прикрыт.

Вышел вперед сержант Масалов, подошел к командиру:

– Разрешите спасти ребенка.

Подождал командир минуту. О чем-то подумал:

– Разрешаю, сержант Масалов.

Прополз Масалов через площадь к мосту. И сразу же затрещали фашистские пулеметы, забили мины по площади.

Прижался солдат к асфальту, ползет от воронки к воронке, от камня к камню.

– Мутти! Мутти! – не утихает голос.

Вот полпути прополз Масалов. Вот две трети. Осталась треть.

Поднялся он в полный рост, метнулся к мосту, укрылся от пуль под гранитной стенкой.

Потеряли солдаты его из виду. И голос ребенка утих. И солдата не видно.

Прошла минута, вторая… пять. Волноваться солдаты стали. Неужели смельчак погиб? Неужели погибла девочка?