Взятие Энзели

На рассвете 18 мая, когда персы и англичане еще спали, наша эскадра неожиданно появилась перед глинобитными, с плоскими крышами домами Энзели. В бинокль был виден стоящий на берегу дворец губернатора, окруженный бананами и зонтиками стройных пальм. Влево от Энзели раскинулся военный город Казьян с его казармами, складами и еще какими-то длинными одноэтажными зданиями. На ясном бирюзовом небе резко выделялись две тонкие мачты беспроволочного телеграфа.

Я на своем миноносце прошел вдоль берега.

Восточнее Энзели и Казьяна в поле зрения моего цейсовского бинокля попало несколько тяжелых 6-дюймовых орудий. Они стояли на открытом песчаном берегу без всякого искусственного прикрытия. Людей нигде не было видно.

Выбрав место, удобное для высадки десанта, я распорядился поднять сигнал о начале десантирования.

Дул южный ветер, и разноцветные флаги колыхались и рвались улететь на север. Мертвая зыбь мерно раскачивала корабли и переваливала их с борта на борт.

От высоко сидящего черного нефтеналивного парохода отделились первые шлюпки. Наши моряки в синих голландках с белыми воротниками и развевающимися на ветру длинными ленточками фуражек энергично гребли. Но шлюпки медленно подвигались к берегу. Отлив относил их в открытое море.

Наконец несколько матросов в кожаных сапогах с высокими голенищами, крепко сжимая в руках коричневые винтовки, бодро выскочили на песчаную отмель. В их руках, как огромная птица, трепетало широкое Красное знамя с перекрещенными молотом и серпом.

Матросы с привычной ловкостью и проворством влезли на телеграфные столбы, срезали медную пряжу проводов. Телеграфная связь Энзели с внешним миром была прервана. Затем они заняли шоссейную дорогу, идущую из Энзели на Решт и Тегеран.

Мимо грозных, но странно молчавших орудий я прошел на миноносце к Казьяну и сделал несколько выстрелов, чтобы разбудить спящих безмятежным сном англичан. Не желая разрушать легких и воспламеняющихся, как солома, домов мирного населения, мы сосредоточили артиллерийский огонь всецело по казармам.

Из Казьяна вышла цепь солдат и быстро двинулась на сближение с нашим десантом. Это были храбрые и воинственные гуркасы из индийского «независимого» государства Непал. Их головы, словно бинтами, были обмотаны белоснежными чалмами. Из двух орудий «Карла Либкнехта» мы стали производить пристрелку. После нескольких невидимых нам перелетов, ложившихся где-то далеко в лесу, начались недолеты, поднимавшие в воздух гигантские всплески воды. Наконец получилось накрытие: снаряды стали падать в самую цепь.

— Прицел — двадцать восемь, целик — два, — скомандовал я.

Сигнальщики отрепетовали ее красными флажками, и все корабли, словно обрадовавшись, открыли частую и оглушительную пальбу.

Снаряды изрыли всю землю вокруг индийских солдат. Но смуглые гуркасы в белых как снег чалмах продолжали двигаться по узкой песчаной косе, сжатой с одной стороны морем, а с другой — болотами и прудами. На открытом пространстве им негде было укрыться и негде маневрировать. Пославшие их в бой генералы смотрели на них как на пушечное мясо и гнали на верную смерть.

Только когда частые разрывы снарядов встали на пути стеной, непальские стрелки разбежались. В этот момент дежурный телеграфист принес мне из радиорубки наспех записанную карандашом депешу. Английский генерал с очаровательным запозданием спрашивал меня о цели визита красного флота. Радиограмма на английском языке была подписана командиром бригады генералом Чемпейном.

Я ответил, что красный флот не имеет никаких агрессивных намерений ни против английских войск, ни против персидского правительства. Наша цель — вернуть суда и военное имущество, украденные деникинцами. Во избежание недоразумений я предложил британскому командованию немедленно вывести войска из Энзели.

Неудачливый английский военачальник вступил со мной в радиопереписку.

— По чьему поручению вы явились сюда? — задал он мне щекотливый и довольно неделикатный вопрос.

Моим ответом было:

— Советское правительство не несет за меня никакой ответственности. Я пришел сюда по своей инициативе, на свой собственный страх и риск.

Генерал сообщил, что, не имея личного права сдать Энзели, он запросил инструкций у сэра Пэрси Кокс, верховного комиссара Месопотамии. До получения ответа из Багдада генерал Чемпейн предлагал заключить перемирие.

Небольшой ветер и мертвая зыбь на море замедляли высадку десанта. Легкие шлюпки, как ореховые скорлупки, качались на воде и с трудом догребали до отлогого, низкого берега. Нам было выгодно выиграть время, и я согласился на перемирие, дав англичанам два часа сроку на переговоры с Багдадом.

А десант продолжал высаживаться. Отлогая песчаная коса почернела от военных моряков. Непрекращавшееся усиление нашего десанта не на шутку встревожило английское командование. Мне принесли новую радиограмму. Генерал Чемпейн, ссылаясь на заключенное перемирие, требовал приостановить дальнейшую высадку.