…Ровно в оное время к нам заявился первый посетитель. Им оказался молодой клерк, торгующий водкой Smirnoff, уже обремененный женою, но не обремененный детьми, хотя и обремененный планами на жизнь. Фамилия его была Рейтузов. Аркадий Рейтузов. Это имя врезалось в мою память, словно плуг в чернозем, и пропахало там глубочайшую борозду: хрен забудешь. Первый посетитель оказался еще и первым покупателем. Рейтузов внес аванс! Я лично принял деньги из его влажных ладоней. Рейтузову была предложена чашка чаю, от которой он отказался, сославшись не помню на что, схватил свой экземпляр договора и был препровожден сияющим Блудовым к выходу, так же, как часом ранее был им встречен у проходной. Водка Smirnoff: «почувствуйте разницу», баба в кафешантане, пузырь на подносе, трепетная рука официанта, кошка, увеличенная через бутылку до состояния пантеры – я люблю тебя! Ай лав ю, водка Смирнофф, етить твою растудыть: как же я нажрался-а-а. В тот же вечер. В офисе. Вместе с Блудовым, который, вне всякого сомнения, был героем мизансцены, с юристом, со старой девой, с Сарой, организовавшей массовку-толчею перед крыльцом департамента, в которой принимали участие студенты-художники, ее сокурсники, надевшие свое лучшее платье и деловито судачащие о прелести нашего предложения. Гениальный трюк, о котором они мне ничего не сказали, готовили сюрприз. В тот вечер я понял, что люди, которые работают на меня, – это хорошие люди. Они верили в то же, во что верил и я: в наш успех. Я нашел в себе силы после какой-то, еще не фатальной рюмки выгнать всех из офиса, и они пошли праздновать в одно место, а я в другое, дабы не ронять перед ними себя, но я был выше всех высот земных в тот вечер. Потому, что заработало! Потому, что вот они – первые деньги: лежат в моем кармане, и на эти деньги я начну свое дело. Я застрою всю Москву, я подарю людям радость новоселья, я, я…
Я заблевал такси, и возница в зеленом, набитом вьетнамским пухом армяке отхлестал меня по щекам перчаткою. Я выполз на тротуар, лег на спину и отбивался от него ногами. Помогло. Потом была долгая дорога и дама бубен приглашала меня в свою опочивальню, и прыгали из темноты фонари, похожие на глаза собак из сказки про огниво. Но я дошел, я нашел свой дом по приметам: заросшая бурьяном церковь без креста, лапти Хомы Брута и дурно пахнущие последствия его испуга. Я отчего-то бредил этими образами, когда мама приводила меня в чувство несколькими столь же старыми, как пьянство, способами. Но мне было наплевать.
Заработало!
4
В течение следующего месяца половина виртуальных квартир нашла своих хозяев: взамен все эти люди получили договор, в котором черном по белому им было обещано ровно столько квадратных метров, сколько они оплатили. Среди наших покупателей попадались большие оригиналы: кто-то даже потребовал показать ему нашу исходно-разрешительную документацию, или ИРД, но невозмутимый и дико поднаторевший в различных способах накалывания граждан Блудов, и глазом не моргнув, заявил, что проект дома находится в предпроектной стадии согласования и в данный момент проходит последнюю инстанцию.
– Ну вы же знаете этих теток из «Центркомприроды», – по-свойски сказал Блудов любопытному клиенту, – они долго рассматривают. У них таких, как мы, тьма кромешная, и все требуют поскорей, всем срочность подавай, а так не бывает. Да вы не волнуйтесь, можете туда позвонить, вам там ответят, что все реально, и я вам говорю абсолютно серьезные вещи. Если вы имеете отношение к строительству, то поймете меня с полуслова.
– Нет, – ответил клиент сдавленным голосом, – по счастью, я к строительству отношения не имею. Я симфонический музыкант.
Сдулся музыкантишка, блядь! Это он перед визитом к нам с кем-то там проконсультировался, мол, «как бы не надули, проверить бы их надо», и, получив на свой конкретный вопрос откровенное фуфло, сказанное уверенным блудовским голосом, он сразу же перестал что-либо понимать, его напугала перспектива куда-то там звонить, ему стало скучно так, как становится скучно всякому творческому человеку, когда при нем заходит речь о вещах насущных и практических. А Блудов продолжал осыпать его терминами, гвоздил аббревиатурами, тиранил громкими в строительном мире фамилиями, и музыкант, окончательно присмирев, подмахнул договор, отмусолил денежки и был таков. К счастью, таких заебистых «музыкантов» было немного. Попадались еще энергичные, до боли в сердце напоминавшие мне Аллу женщины от сорока и старше, но вот уж с ними-то разговаривал я. Это был мой любимый «нежный возраст», я знал, как надо себя вести с этим, лишь на первый взгляд проблемным контингентом. Под слоем косметики, нагулянного стрессами жирка и суровой мины скрывается обыкновенное бабье сердце: трепетное, ранимое, жаждущее ласки и внимания. Энергичные женщины уходили от меня похожими на яблони в цвету, и я даже в шутку называл себя непризнанным светилом психоанализа.