Читаем Взлёт без посадки полностью

– «Поздравляю», – торжественно сказал Иван, показывая газету с портретом Бортнева. – «Стареющий Гудвин снова запустит адскую машину на следующей неделе… Пафос Бортнева, анонсирующий приз пятилетия так же лжив, как и его энциклопедическая эрудиция». – Слушай, эта Элла тебя прямо в сухомятку лопает.

– Думаю, не без майонеза Двинского и Протасова. А я ещё Стасу сочувствовал, – тихо произнёс Бортнев. Его лицо улыбалось, но губы были крепко сжаты.

На верхней ступеньке у самого выхода в ресторан стояла девочка-журналистка. Она протянула к Бортневу диктофон и выпалила.

– Вика Лисовская – «Комсомольская правда». Господин ведущий, можно вопрос, если хотите не для печати. Вы богатый человек?

– Именно для печати, – засунув руки в карманы брюк смокинга и прислонившись к колоне, скрестив ноги, Бортнев выпалил – попрошу дословно. Я один из богатейших людей этой страны. У меня семья, любимая работа и настоящие друзья. Многие ли могут этим похвастаться?

Журналистка кисловато улыбнулась.

– Ляля, Ира за мной, – как-то сердито веселясь, пригласил Бортнев.

– Куда? – испугались мы.

– Святая святых – ресторан Дома кино. Это особое место. Сколько судеб здесь сложилось, сколько разбилось, вы и представить не можете. Начинайте включаться в светскую и деловую жизнь людей искусства и шоу-бизнеса.

За сдвинутыми, безукоризненно сервированными столами в пустом зале сидела большая пёстрая компания. Костя усадил нас, подвинув продюсеров и поднял тост.

– Есть такой штамп у моих коллег, клясться в своей ненависти к слову спонсор. Дескать это не спонсоры, а близкие люди…. И, так далее. А я посмотрел в словаре SPONSOR – и аж три значения. Первое – поручитель, второе – крёстный отец или мать, и лишь на третьем месте – организатор и устроитель. И поэтому ты Тима и ты, Эдик – для меня именно спонсоры, мои крёстные, поручители за дела мои перед людьми в этом мире и на небесах.

Тима и Эдик, красивые молодые люди южного типа встали и поцеловались с Костей через стол. Потом Бортнев сел.

– А в словаре Миллера, – тихо сказал слева сидевший продюсер Протасов – есть ещё два значения: покровитель и заказчик рекламы. Но это вроде бы, ни при чём.

– Вот узнают они, как ты рискуешь их деньгами, ворочал в тарелке толстые ломти осетрины, измазанные жиром Сёма Двинский, – и будешь искать в словаре как по-английски Секир-башка.

Зазвучала музыка, празднество ещё продолжалось. У Кости зазвонил телефон. Он очень быстро выбежал из ресторана.

Мне было страшно любопытно, куда Бортнев так спешит. Я была свободна, так как Голубеву нашли рекламщики и накачивали её.

– Привет, – сказал он нежным мультфильмным голосом и нежно обнял женщину. – Ты всё-таки пришла – мерзейшее существо, мегера моя постылая, тяжкий крест жизни моей всей? – Костя долго целовал ладонь, как я поняла жены. Я видела фотографию Вали у Бортнева в портмоне.

Я, как всегда пряталась за колонной.

Слышно было прекрасно, каждое слово отдавалось у меня в ушах.

– Узнаёшь, тоже ласково и не чуть не удивляясь эпитетам, которыми «обзывал» её муж, – откликнулась Валя. Видимо, они всегда так разговаривали. – Ты гадина телевизионная, коварный изменщик, сгубивший мою жизнь? – пандан мужу отвечала жена. – Я принесла тебе сценарий, который ты забыл, хотя хотела отомстить, но не сумела.

– Как ты там? Влачишь жалкий жребий нелюбимой брошенной матери-одиночки? Или, может, впустила супостата в холодное брачное ложе?

– Угадал. Весь день смотрела порнуху, а потом грязно отдалась слесарю.

– Молодец, а как там отродье, жертва случайной встречи двух некогда юных тел?

– Отродье спит. Набегалась где-то, – отвечала Валя в том же Костином стиле.

– С этим Вовой?

– Вову в данное время уже зовут Серёжа. Но, по-моему, он ничем не хуже. Послушай, трагедия моей личной судьбы, в редких встречах тоже что-то есть, – задумчиво посмотрев на Костю, сказала Валя.

– Постарел? И ты меня больше не любишь, – с усмешкой, но напряжённо поинтересовался Костя.

– Погрустнел. У тебя проблемы? – взволнованно пыталась выяснить Валя.

– Не могу больше говорить, – ушёл от ответа Бортнев. – А ты прекрасна, и твой голос всегда звучит во мне. Особенно, когда трудно. Но Тимур хочет поговорить насчёт финансирования нового цикла. Это не пропустишь, извини.

– Иди телевизионный маньяк, ненавидимый мною, – засмеялась Валя и крепко прижалась к Косте. Ты только, иногда звони. Мне главное, что ты жив…

Костя заглянул за колонну и вытащил меня на ступеньки.

– Тебе, Ляля, зачем слушать мои разговоры с женой, – разозлился Бортнев. – Ты всё хорошо слышала? Здесь прекрасное эхо. Может, ты агент моих соперников или продюсеров, которые мечтают меня заглотнуть, даже не пережёвывая.

– Вы простите. Мне всё интересно знать про вас. Вы жену никогда не приводите, не говорите о ней. Вот мне и стало любопытно, – смущённо и виновато бурчала я.

– Запомни, если я ещё свою личную жизнь сделаю общественной, то мне собственно не останется ничего. Ты попробуй вникать в профессиональные дела и не ходи за мной. Я могу и обидеться. Я сам позову, когда мне будет нужна твоя помощь, Лялечка.

Бортнев пошёл, но тут же повернулся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза