Взлет и падение Третьего рейха

Через несколько дней, поздним вечером 22 марта, 3-я армия Паттона, преодолев Саар-Палатинатский треугольник, в ходе блестящей операции во взаимодействии с американской 7-й и французской 1-й армиями организовала еще одну переправу через Рейн у Оппенхайма, к югу от Майнца. К 25 марта англо-американские армии вышли на левый берег реки на всем ее протяжении, создав в двух местах на правом берегу укрепленные плацдармы. За полтора месяца Гитлер потерял на Западе более трети своих сия и большую часть вооружения, достаточного для оснащения полумиллиона человек.

В 2. 30 ночи 24 марта в своей ставке в Берлине он созвал военный совет, чтобы решить, что же предпринять дальше.

Гитлер: Я считаю, что второй плацдарм в Оппенхапме представляет собой величайшую опасность.

Хевелъ (представитель МИД): Рейн там не слишком широк.

Гитлер: Добрых двести пятьдесят метров. Но на речном рубеже достаточно уснуть лишь одному человеку, чтобы случилась страшная беда.

Верховный главнокомандующий поинтересовался, "нет ли там бригады или чего-либо подобного, что можно было бы туда послать". Ответил адъютант:

"В настоящее время в наличии нет ни одной части, которую можно было бы направить в Оппенхайм. В военном городке на Сене имеется только пять противотанковых установок, которые будут готовы сегодня или завтра. Их можно ввести в бой через несколько дней… "

Несколько дней! К этому времени Паттон уже создал в Оппен-хайме плацдарм семь миль шириной и шесть глубиной, а его танки устремились на восток к Франкфурту. И показателем того трудного положения, в каком оказалась некогда мощная немецкая армия, чьи хваленые танковые корпуса в былые годы рассекали Европу из конца в конец, явилось то, что сам верховный главнокомандующий был вынужден заниматься пятью подбитыми противотанковыми установками, которые можно было заполучить и ввести в бой лишь через несколько дней, чтобы остановить наступление мощной танковой армии противника {Стенограмма военного совета, состоявшегося у фюрера 23 марта, последняя из числа относительно неповрежденных огнем. По ней можно судить о действиях обезумевшего фюрера и его одержимости ничтожными деталями в момент, когда начали рушиться стены. Битый час он обсуждал предложение Геббельса использовать широкий проспект в берлинском Тиргартене в качестве взлетно-посадочной полосы. Он распространялся о непрочности немецкого бетона, не выдерживающего бомбежек. Значительная часть времени была потрачена на обсуждение вопроса, где собрать по крохам войска. Один из генералов упомянул об индийском легионе.

Гитлер заявил: "Индийский легион — это несерьезно. Есть индусы, неспособные убить даже вошь. Они скорее позволят съесть себя. Они не способны также убить англичанина. Я считаю нелепостью направлять их сражаться против англичан… Если бы мы использовали индусов для вращения молитвенных барабанов или чего-либо в этом роде, они были бы самыми неутомимыми тружениками в мире… " И так до глубокой ночи. Разошлись в 03. 43. — Прим. авт. }.

Теперь, к началу третьей недели марта, когда американцы находились уже на той стороне Рейна, а мощная союзная армия англичан, канадцев и американцев под командованием Монтгомери изготовилась форсировать Нижний Рейн и устремиться на северонемецкую равнину и Рур, что они и осуществили в ночь на 23 марта, мстительный Гитлер обрушился на собственный народ. Народ поддерживал его в годы величайших в немецкой истории побед. Теперь, в годину испытаний, фюрер не считал более народ достойным его, Гитлера, величия. "Если германскому народу суждено потерпеть поражение в борьбе, — заявил он в речи, обращенной к гаулейтерам в августе 1944 года, — то он, очевидно, слишком слаб: он не смог доказать свою храбрость перед историей и обречен лишь на уничтожение". Фюрер быстро превращался в развалину, и это еще больше отравляло его суждения. Напряжение, которого требовало руководство войной, потрясения, вызванные поражениями, нездоровый образ жизни без свежего воздуха и движения в подземных штабных бункерах, которые он редко покидал, неспособность сдерживать все чаще повторявшиеся вспышки гнева и не в последнюю очередь вредные лекарства, которые он принимал каждый день по настоянию своего врача — шарлатана Морелля, подорвали его здоровье еще до взрыва 20 июля 1944 года. Во время взрыва у него лопнули барабанные перепонки в обоих ушах, что усугубило приступы головокружения. После взрыва доктора порекомендовали ему продолжительный отдых, но он отказался. "Если я покину Восточную Пруссию, — говорил он Кейтелю, — она падет. Пока я здесь, она будет держаться".