Взлет и падение третьего рейха. Том I

Таким образом, Чемберлен возлагал ответственность за начало войны уже не на Гитлера, а на Бенеша. Он высказал о военном положении мнение, которое даже немецкие генералы, как известно, считали безответственным. Тем не менее, добавлял он, он не возьмет на себя ответственность советовать Чехословакии, как поступить. Это она должна решить сама.

Так ли все обстояло на самом деле? Бенеш еще не ответил на эту телеграмму, когда пришла следующая, в которой Чемберлен уже советовал чешскому правительству, как поступить. Он рекомендовал Чехословакии согласиться на ограниченную оккупацию немецкими войсками 1 октября района по берегам рек Эгер и Аш. Он предлагал также создать германо–чешско–британскую пограничную комиссию, которая быстро установит, какие территории отойдут в дальнейшем к Германии[129]. К этому премьер–министр присовокупил следующее предупреждение:

«Единственной альтернативой этому является вторжение и насильственное разделение Чехословакии. Если возникнет конфликт, то он приведет к многочисленным жертвам; после этого восстановить прежние границы Чехословакии не удастся, каков бы ни был исход конфликта».

Таким образом, друзья предупредили чешское правительство (Франция согласилась с последними предложениями), что, даже если союзники и одержат победу в войне с Германией, Чехословакии придется передать ей Судетскую область. Подоплека была ясна: зачем втягивать Европу в войну, если Судетская область для вас все равно потеряна?

Покончив с этим вопросом, премьер–министр в 8.30 вечера выступил перед нацией по радио:

«Страшно, невероятно, немыслимо! Мы роем траншеи… здесь… из–за спора, разгоревшегося в далекой стране между людьми, о которых мы ничего не знаем…»

Гитлер получил «почти все, что требовал». Британия гарантировала, что Чехословакия примет предложения и выполнит их.

«Я, не раздумывая ни секунды, готов в третий раз отправиться в Германию, если это принесет пользу…

Как бы мы ни сочувствовали маленькому народу, вступившему в конфликт с сильным соседом, мы не можем только из–за этого вовлекать в войну всю Британскую империю. Если нам и придется воевать, то по более серьезному поводу…

Я сам — человек миролюбивый до глубины души. Мне страшно представить вооруженное столкновение между народами; но если я буду убежден в том, что какая–то нация решила господствовать над миром посредством силы, то соглашусь, что ей надо противостоять. Иначе людям, верящим в свободу, незачем жить; но война — вещь ужасная, поэтому мы должны тщательно все взвесить, прежде чем принять решение, — слишком многое ставится на карту».

Уилер–Беннет отметил, что, прослушав это выступление, большинство англичан легли спать с уверенностью, что в течение двадцати четырех часов Германия и Англия объявят друг другу войну. Однако они не знали, что происходило на Даунинг–стрит в то время, когда они спали.

В 10.30 было доставлено письмо от Гитлера. За эту соломинку премьер–министр радостно уцепился. Вот что ответил он Гитлеру:

«Прочитав Ваше письмо, я пришел к выводу, что Вы сможете достичь всего очень быстро и не прибегая к войне. — Я готов сам немедленно прибыть в Берлин, чтобы обсудить вместе с вами и с правительством Чехословакии подготовительные меры по передаче территорий в присутствии представителей Франции и Италии, если Вы того пожелаете. Я убежден, что в течение недели мы придем к соглашению. Я не поверю, что из–за задержки на несколько дней решения давно возникшей проблемы Вы возьмете на себя ответственность начать мировую войну, которая может привести к гибели цивилизации».

Была также отправлена телеграмма Муссолини, в которой содержалась просьба склонить фюрера принять изложенный план и согласиться прислать на планируемую встречу своего представителя,