По моему мнению, ввиду намерения двух наших государств вступить в новые отношения друг с другом желательно не терять времени. Поэтому я еще раз предлагаю Вам принять моего министра иностранных дел во вторник 22 августа, самое позднее в среду 23 августа. Имперский министр иностранных дел будет облечен всеми чрезвычайными полномочиями для составления и подписания пакта о ненападении, а также протокола. Более длительное пребывание министра иностранных дел в Москве, чем один или самое большее два дня, невозможно ввиду международного положения. Я был бы рад получить Ваш скорый ответ.
Адольф Гитлер
В течение последующих суток — с вечера 20 августа, когда телеграмма Гитлера Сталину передавалась телеграфом в Москву, до вечера следующего дня фюрер находился в состоянии, близком к срыву. Спать он не мог. Среди ночи позвонил Герингу и поделился с ним своими опасениями по поводу реакции Сталина на его послание и задержки ответа из Москвы. 21 августа, в три часа ночи, министерство иностранных дел получило «очень срочную» телеграмму от Шуленбурга, в которой сообщалось, что телеграмма Гитлера, о которой Вайцзекер известил ранее Шуленбурга, до сих пор не получена. «Официальные телеграммы из Берлина в Москву, — напоминал посол министерству иностранных дел, — идут от четырех до пяти часов с учетом разницы во времени в два часа. Надо учитывать также время на расшифровку». В понедельник 21 августа, в 10.15, взволнованный Риббентроп послал Шуленбургу срочную телеграмму:
«Прошу сделать все возможное, чтобы мой визит состоялся. Даты указаны в телеграмме». Вскоре после полудня посол сообщил в Берлин: «Я встречаюсь с Молотовым сегодня в 15.00».
Наконец, в 21.35 21 августа по телеграфу в Берлин пришел ответ Сталина.
КАНЦЛЕРУ ГЕРМАНСКОГО РЕЙХА А. ГИТЛЕРУ
Я благодарю Вас за письмо. Я надеюсь, что германо–советский пакт о ненападении станет решающим поворотным пунктом в улучшении политических отношений между нашими странами.
Народам наших стран нужны мирные взаимоотношения. Согласие германского правительства заключить пакт о ненападении создаст фундамент для устранения политической напряженности и установления мира и сотрудничества между нашими странами.
Советское правительство поручило мне сообщить Вам, что оно согласно на прибытие в Москву господина Риббентропа 23 августа.
И. Сталин
По части неприкрытого цинизма нацистский диктатор в лице советского деспота нашел равного себе. Теперь они вдвоем могли расставить все точки над i в одной из самых грязных сделок нашей эпохи.
Ответ Сталина был передан Гитлеру в Бергхоф в 22.30. Через несколько минут, где–то сразу после одиннадцати, о чем автор очень хорошо помнит, музыкальная программа германского радио была прервана и последовало объявление: «Правительство рейха и Советское правительство договорились заключить пакт о ненападении друг с другом. Рейхсминистр иностранных дел прибудет в Москву в среду 23 августа для завершения переговоров».
На следующий день, 22 августа, Гитлер, получивший от Сталина гарантию, что Россия будет соблюдать дружественный нейтралитет, еще раз собрал высших военачальников в Оберзальцберге, где разлагольствовал о своем собственном величии, о необходимости вести войну беспощадно и безжалостно, а также сообщил, что, вероятно, отдаст приказ о нападении на Польшу через четыре дня, то есть в субботу 26 августа, на шесть дней ранее намеченного срока. Это стало возможным благодаря Сталину, смертельному врагу фюрера.
Военное совещание 22 августа 1939 года
Генералы застали Гитлера в настроении высокомерном и непримиримом[193]. «Я позвал вас, — сказал он присутствующим, — чтобы обрисовать политическую картину, дабы вы могли полнее оценить факторы, на которых я основываю свое непоколебимое решение действовать, а также для того, чтобы вселить в вас большую уверенность. После этого мы перейдем к обсуждению военных тонкостей».
Вначале он остановился на двух личных моментах.
«О моей личности и о личности Муссолини.
Все зависит от меня, от моего существования, от моих талантов как политика. Вряд ли кто–нибудь когда–нибудь будет пользоваться доверием всего немецкого народа в такой же степени, как я, — это факт. Вряд ли когда–либо появится человек, обладающий большей властью, чем я. Значит, сам факт моего существования необычайно важен. Но меня в любой момент может убить преступник или сумасшедший.
Следующий личный фактор — это дуче. Его существование тоже очень важно. Если что–нибудь случится с ним, то за лояльность Италии нельзя будет поручиться. Королевский двор настроен против дуче…»
Франко тоже союзник. Он гарантирует «благожелательный нейтралитет» Испании. Что касается «противной стороны», то он заверил собравшихся, что ни в Англии, ни во Франции выдающихся личностей нет.