Взлет и падение третьего рейха. Том II

Неприветливый советский комиссар по иностранным делам, у которого подозрения в отношении немцев росли, точно цветы в июне, воспринял новость, принесенную ему Вернером фон Типпельскирхом вечером 26 сентября, крайне скептически. С присущей ему педантичной внимательностью к деталям, что так раздражало всех, кто вел с ним переговоры, будь то друг или недруг, он тут же заметил, что, согласно статье IV Московского пакта, Советское правительство имеет право ознакомиться с текстом этого тройственного военного альянса до того, как он будет подписан, в том числе и с «любыми секретными протоколами».

Молотов хотел знать больше относительно немецкого соглашения с Финляндией по транспортировке войск через эту страну, о чем ему стало известно из печати, в частности из сообщения агентства «Юнайтед Пресс» из Берлина. За последние три дня, сказал Молотов, Москва получила сообщения о высадке немецких войск по меньшей мере в трех финских портах, хотя Германия не уведомила об этом Советский Союз.

«Советское правительство, - продолжал Молотов, - хочет получить текст соглашения о пропуске войск через Финляндию, в том числе текст секретной части соглашения… и получить информацию… против кого оно направлено и каким целям служит».

Русских нужно было успокоить - этого не мог не понимать даже тупоголовый Риббентроп, и 2 октября он передал по телеграфу текст, который, по его словам, и составлял суть соглашения с Финляндией. Он также вновь повторил, что тройственный пакт, между прочим, уже подписанный[82], не был направлен против Советского Союза, и торжественно заявил, что «не было никаких секретных протоколов, никаких других секретных соглашений». В соответствии с его инструкциями Типпельскирх 7 октября как бы между прочим сообщил Молотову, что в Румынию направляется немецкая военная миссия. Молотов отреагировал на эту очередную новость скептически: «Сколько войск вы направляете в Румынию?» Поэтому 13 октября Риббентроп послал длинное письмо Сталину с целью воспрепятствовать усилению тревоги в Москве по поводу действий Германии.

Это письмо, как и следовало ожидать, являло собой глупое и высокомерное сочинение, изобиловавшее несуразностями, ложью и отговорками. Вину за продолжение войны и ее последствия он возлагал на Англию, причем ему совершенно ясно одно: «Война, как таковая, нами выиграна. Вопрос только в том, как долго она продлится, прежде чем Англия… признает свой крах». Шаги, направленные против России, предпринятые в Финляндии и Румынии, а также тройственный пакт преподносятся в письме как подлинное благо для нее. Между тем английская дипломатия и агенты английских секретных служб пытаются вызвать осложнения в отношениях между Россией и Германией. И далее Риббентроп спрашивал Сталина, почему бы ему не послать в Берлин Молотова, с тем чтобы фюрер мог «лично изложить свои взгляды относительно будущих отношений между нашими странами».

При этом Риббентроп прозрачно намекал, что это за взгляды: разделение мира между четырьмя тоталитарными державами.

«По–видимому, миссией четырех держав - Советского Союза, Италии, Японии и Германии, - писал он, - является принятие долгосрочной политики… путем разграничения своих интересов в мировом масштабе».

В немецком посольстве в Москве произошла некоторая задержка с доставкой этого письма по назначению, что вызвало у Риббентропа ярость и побудило его отправить сердитую телеграмму Шуленбургу, в которой он требовал объяснить, почему письмо было передано только 17 октября и почему, «учитывая важность его содержания», оно не было вручено лично Сталину (посол вручил его Молотову). Сталин ответил 22 октября в весьма благожелательном тоне. «Молотов считает, - писал он, - что обязан нанести вам визит в Берлине, и принимает ваше приглашение». Благожелательность Сталина была, по–видимому, всего лишь маской. Несколько дней спустя Шуленбург телеграфировал в Берлин, что русские протестуют против отказа Германии поставлять им военные материалы, в то время как немецкое оружие морем доставляется в Финляндию. «Советы впервые упомянули о наших поставках оружия в Финляндию», - сообщал Шуленбург в Берлин.

«Молотов прибыл в Берлин в пасмурный, дождливый день; его встреча носила строго официальный характер. Когда он проезжал по Унтер–ден–Линден к советскому посольству, то показался мне старательным провинциальным школьным учителем. Но он, вероятно, обладал какими–то способностями, если сумел выжить в условиях той резни, которая была развязана кремлевскими головорезами. Немцы бойко судачили о том, что, пусть Москва осуществит свою давнишнюю мечту о Босфоре и Дарданеллах, тогда им достанется остальная часть Балкан - Румыния, Югославия, Болгария…»