Взлет и падение третьего рейха. Том II

В тот вечер Молотов устроил торжественный банкет в честь своих гостей в русском посольстве на Унтер–ден–Линден. Гитлер, очевидно измученный и все еще раздраженный после выпавших ему в тот день испытаний, на банкете не присутствовал.

А англичане пожаловали. Я удивлялся, почему их бомбардировщики не появлялись над Берлином, как делали это обычно почти каждый вечер, чтобы напомнить советскому комиссару в первый же вечер его пребывания в столице: что бы ни говорили немцы, Англия все еще не сложила оружия и довольно больно лягалась. Кое–кто из нас, должен признаться, с надеждой ждал английских самолетов, но они не появлялись. Официальные лица на Вильгельм–штрассе, которые больше всех боялись английских бомбардировщиков, испытывали в эти дни явное облегчение. Однако это длилось недолго.

Вечером 13 ноября англичане появились в небе раньше обычного[84]. В это время года в Берлине темнеет примерно в 4 часа, а вскоре после 9 часов вечера завыли сирены противовоздушной обороны, затем загрохотали зенитные орудия и между залпами можно было услышать гул бомбардировщиков. Как утверждает доктор Шмидт, присутствовавший на банкете в советском посольстве, Молотов только что предложил дружеский тост и Риббентроп поднялся, чтобы ответить ему тем же, как прозвучала тревога, возвещая о начавшемся воздушном налете, и гости поспешили в укрытие. Я помню, как стремительно бежали вниз по Унтер–ден–Линден, сворачивая за угол на Вильгельмштрассе, немцы и русские, торопясь в подземное укрытие министерства иностранных дел. Некоторые из чиновников, в их числе доктор Шмидт, нырнули в отель «Адлон», а мы, сидя напротив, не могли попасть на импровизированное совещание, которое открыли два министра иностранных дел в подвалах министерства иностранных дел. Протокол этого совещания из–за вынужденного отсутствия доктора Шмидта вел Густав Хилгер, советник германского посольства в Москве, который выступал во время совещаний в роли одного из переводчиков.

В то время как английские бомбардировщики проносились в ночном небе над Берлином, а зенитные орудия били по ним без особого успеха, двуличный нацистский министр иностранных дел пытался последний раз втянуть русских в тройственный пакт. Он вытащил из своего кармана проект соглашения, которое, по сути дела, превращало тройственный пакт в пакт четырех (в качестве четвертого члена выступала Россия). Молотов терпеливо выслушал, пока Риббентроп дочитал до конца.

Статья II составляла суть пакта. В соответствии с этой статьей Германия, Италия, Япония, и Советский Союз обязались «уважать естественные сферы влияния друг друга». Любые споры, затрагивающие их интересы, должны быть урегулированы «мирным путем». Оба фашистских государства и Япония соглашались «признать нынешние границы владений Советского Союза и уважать их». Все четыре страны, согласно статье III, договаривались не вступать ни в какие союзы, «направленные против одной из четырех держав», и не поддерживать их.

Само соглашение будет опубликовано, убеждал Риббентроп, но, разумеется, без секретных протоколов, которые он тут же стал зачитывать. Наиболее важный из них определял «территориальные устремления» каждой из стран ― участниц пакта. Четко указывались и устремления России ― «к югу от государственных границ Советского Союза в направлении к Индийскому океану».

Молотов не клюнул на эту приманку. Предлагаемый договор он воспринял как откровенную попытку отвлечь Россию от ее традиционных устремлений в западном направлении, в Прибалтику, на Балканы и через проливы к Средиземному морю, где Советская Россия неизбежно столкнулась бы с алчными замыслами Германии и Италии. СССР не был, по крайней мере в данный момент, заинтересован в Индийском океане, находившемся так далеко. «Что интересует Советский Союз в данный момент, ― отвечал Молотов, ― так это Европа и Турецкие проливы. Следовательно, соглашения на бумаге для Советского Союза недостаточно; он будет настаивать на эффективных гарантиях своей безопасности».

«Вопросы, которые интересуют Советский Союз, ― уточнил Молотов, касаются не только Турции, но и Болгарии… Однако судьба Румынии и Венгрии Советскому Союзу также не может быть безразлична при любых обстоятельствах. Далее, Советский Союз интересует, каковы намерения держав оси в отношении Югославии и Греции, а также что намерена предпринять Германия в отношении Польши… Советское правительство интересует также вопрос о шведском нейтралитете… Кроме того, существует вопрос выхода из Балтийского моря…»

Неутомимый, с бесстрастным лицом, советский комиссар по иностранным делам не оставил камня на камне от доводов Риббентропа, который чувствовал себя погребенным под нескончаемым градом вопросов, ибо Молотов в этот момент сказал, что был бы признателен, если бы его собеседник ответил на них, и немец запротестовал: его «допрашивают слишком подробно».

«Я могу только снова и снова повторять, ― отвечал он слабым голосом, что решающий вопрос заключается в том, готов ли Советский Союз сотрудничать с нами в великой ликвидации Британской империи».