Взлет и падение третьего рейха. Том II

Альберт Шпеер и одна свидетельница, весьма замечательная дама, чье драматичное появление в последнем акте в Берлине скоро будет обрисовано, оставили описание реакции Гитлера на телеграмму Геринга. Шпеер прилетел в осажденную столицу в ночь на 23 апреля, посадив крохотный самолетик на восточном конце автострады Восток ― Запад ― широкой улице, проходившей через Тиргартен, ― у Бранденбургских ворот, в квартале от канцелярии. Узнав, что Гитлер решил остаться в Берлине до конца, который был уже недалек, Шпеер зашел попрощаться с фюрером и признаться ему, что «конфликт между личной преданностью и общественным долгом», как он это назвал, вынуждает его саботировать тактику «выжженной земли». Он не без основания полагал, что его арестуют «за измену» и, возможно, расстреляют. И все наверняка так бы и случилось, если бы диктатор знал, что два месяца назад Шпеер предпринял попытку убить его и всех остальных, кому удалось избежать бомбы Штауфенберга. К блестящему архитектору и министру вооружений, хотя он всегда гордился своей аполитичностью, наконец–то пришло запоздалое прозрение. Когда он понял, что его обожаемый фюрер намеревается уничтожить немецкий народ посредством декретов о «выжженной земле», он решил убить Гитлера. Его план состоял в том, чтобы подать ядовитый газ в систему вентиляции бункера в Берлине в момент крупного военного совещания. Поскольку на них теперь неизменно присутствовали не только генералы, но и Геринг, Гиммлер и Геббельс, Шпеер надеялся уничтожить все нацистское руководство третьего рейха, а также верховное военное командование. Он раздобыл нужный газ и проверил систему воздушного кондиционирования. Но затем обнаружил, как он рассказывал впоследствии, что воздухозаборник в саду защищен трубой высотой около 4 метров. Эта труба была установлена недавно по личному распоряжению Гитлера во избежание диверсии. Шпеер понял, что подать туда газ невозможно, поскольку этому сразу помешает эсэсовская охрана в саду. Поэтому он оставил свой план, а Гитлеру вновь удалось избежать покушения.

Теперь, вечером 23 апреля, Шпеер признался, что не подчинился приказу и не осуществил бессмысленное уничтожение жизненно важных для Германии объектов. К его удивлению, Гитлер не выказал ни возмущения, ни гнева. Пожалуй, фюрера тронула искренность и отвага его молодого друга ― Шпееру только что исполнилось сорок, ― к которому он питал давнюю привязанность и которого считал «соратником по искусству». Гитлер, как отметил Кейтель, был странно спокоен в тот вечер, как будто решение умереть здесь в ближайшие дни принесло мир в его душу. Это спокойствие было не столько спокойствием после бури, сколько затишьем перед бурей.

Тем временем в канцелярию прибыла телеграмма Геринга. Продержав ее некоторое время, Борман, этот мастер интриги, наконец–то дождавшийся своего часа, принес ее фюреру, представив как «ультиматум», как изменническую попытку узурпировать власть. «Гитлер пришел в неописуемую ярость, вспоминает Шпеер, ― и в очень сильных выражениях отозвался о Геринге. Он сказал: для него не новость, что Геринг опустился, погряз в разврате и стал наркоманом», ― заявление, которое чрезвычайно потрясло молодого архитектора, поскольку он удивился тому, что Гитлер мог так долго использовать на столь высоком посту подобного человека. Шпеера также озадачило, что, придя в себя, Гитлер добавил: «Хорошо, пусть Геринг вступает в переговоры о капитуляции. В конце концов, не имеет значения, кто этим займется». Но такой настрой длился у Гитлера всего несколько мгновений.

Прежде чем закончился разговор, он с подсказки Бормана продиктовал телеграмму, обвинявшую Геринга в совершении «государственной измены», наказанием за которую может быть только смерть, но, учитывая его долгую службу на благо нацистской партии и государства, жизнь ему может быть сохранена, если он немедленно уйдет со всех постов. Ему было предложено ответить односложно ― да или нет. Однако подхалиму Борману и этого оказалось мало.. На свой страх и риск он направил в штаб СС в Берхтесгадене радиограмму, приказав немедленно арестовать Геринга за государственную измену. На следующий день, еще до рассвета, второй по положению человек в третьем рейхе, самый наглый и богатый из нацистских бонз, единственный рейхсмаршал в немецкой истории, главнокомандующий ВВС, стал узником эсэсовцев.

Три дня спустя, вечером 26 апреля, Гитлер высказался в адрес Геринга еще более резко, чем в присутствии Шпеера.

Последние посетители бункера

Тем временем еще два интересных посетителя прибыли в напоминавший сумасшедший дом бункер Гитлера: Ханна Рейч, отважная летчица–испытатель, которую отличала помимо прочих достоинств глубокая ненависть к Герингу, и генерал Риттер фон Грейм, которому 24 апреля было приказано прибыть из Мюнхена к верховному командующему, что он и сделал. Правда, вечером 26–го, когда они подлетали к Берлину, их самолет был подбит над Тиргартеном русской зениткой и генералу Грейму раздробило ногу.

Гитлер пришел в операционную, где врач перевязывал рану генерала.