Взлет и падение третьего рейха. Том II

С военной точки зрения налет оказался малорезультативным. Берлин в ту ночь был закрыт плотной пеленой облаков, поэтому только половина бомбардировщиков из 81 посланного вышли на свои цели. Материальный ущерб был ничтожен, но зато моральный ― огромен, ведь впервые на Берлин упали бомбы.

«Берлинцы в оцепенении, ― писал я в своем дневнике на следующий день, 26 августа. ― Они не думали, что это может когда–нибудь случиться. Когда начиналась война, Геринг заверил их, что этого не будет… И немцы поверили ему. Тем сильнее сегодня их разочарование. Нужно было видеть их лица, чтобы это понять».

Берлин хорошо охранялся двумя мощными поясами зенитных средств, и в течение трех часов, пока английские бомбардировщики носились над облаками, закрывавшими для летчиков город, но и не позволявшими прожекторам обнаружить их, зенитные орудия вели самый интенсивный огонь, какой я когда–либо наблюдал. Однако ни один самолет не был сбит. Англичане сбросили также листовки, в которых говорилось, что «война, которую начал Гитлер, будет продолжаться, пока жив сам Гитлер». Это была хорошая пропаганда, но взрывы бомб еще лучше.

В ночь на 29 августа английская авиация появилась над Берлином в более мощном составе, и я отметил в дневнике: «Впервые в столице рейха есть убитые». Официально сообщалось, что в результате налета убито десять и ранено двадцать девять человек. Нацистские заправилы пришли в ярость. Геббельс, сначала приказавший прессе опубликовать всего несколько строк о первом воздушном налете, теперь дал указание кричать вовсю о зверствах английских летчиков, бомбивших беззащитных детей и женщин в Берлине. Большинство ежедневных газет вышли с одним и тем же аншлагом: «Подлое нападение англичан». После третьего ночного налета заголовки газет гласили: «Английские воздушные пираты над Берлином».

«Главный эффект от непрерывных ночных налетов на Берлин, ― отметил я 1 сентября в своем дневнике ― это сильнейшее разочарование народа и возникшие в умах немцев сомнения… Вообще–то бомбардировки не причинили тяжелого урона городу».

1 сентября была первая годовщина начала войны. Делая запись в дневнике, я остановился на настроении людей, страдающих от нервного напряжения, которое вызвали тревожные бессонные ночи, неожиданные налеты и ужасный грохот зенитных орудий.

«В этом году германское оружие добилось таких побед, равных которым не было даже в блестящей военной истории этого воинственного народа. И все же война еще не закончена и не выиграна. И именно на этом сосредоточены все помыслы людей сегодня. Они жаждут мира. И они хотят, чтобы мир пришел до наступления зимы».

Гитлер посчитал необходимым 4 сентября выступить перед народом в Шпортпаласте по случаю открытия кампании зимней помощи. Его выступление держали в секрете до самого последнего момента, очевидно, из опасения, что вражеские самолеты могут воспользоваться облачностью и сорвать собрание, хотя оно проводилось за час до сумерек.

Я редко наблюдал, чтобы нацистский диктатор пребывал в таком саркастическом настроении и отпускал шутки, считавшиеся у немцев забавными, хотя Гитлер был почти лишен чувства юмора. Черчилля он называл не иначе как «небезызвестный военный корреспондент», а о Даффе Купере сказал: «В немецком языке нет даже подходящего слова, чтобы точно его охарактеризовать. Только у баварцев оно есть. Слово это можно перевести как «старая истеричная курица».

«Болтовня мистера Черчилля или мистера Идена, ― продолжал Гитлер, уважение к преклонному возрасту не позволяет мне упомянуть о мистере Чемберлене ― не означает для немецкого народа ровным счетом ничего. В лучшем случае это вызывает у него смех».

И Гитлер продолжал веселить аудиторию, состоявшую в основном из женщин, вызывая у них сначала смех, а затем истерические аплодисменты. Он вынужден был дать ответ на два самых важных вопроса, которые волновали каждого немца: когда же будет осуществлено вторжение в Англию? Что будет предпринято в связи с ночными бомбардировками Берлина и других немецких городов? Что касается первого вопроса:

«В Англии все полны любопытства и постоянно спрашивают: «Почему он не приходит?» Будьте спокойны. Будьте спокойны. Он идет! Он идет!»

Слушатели нашли шутку весьма забавной, но вместе с тем восприняли ее и как недвусмысленное обязательство. Что касается бомбардировок, то начал он с обычной фальсификации, а закончил зловещей угрозой:

«Ну теперь… мистер Черчилль демонстрирует новое порождение своего ума ― ночные воздушные налеты. Черчилль осуществляет эти налеты не потому, что они обещают принести значительный эффект, а потому, что его авиация не смеет летать над Германией в светлое время… в то время как немецкие самолеты летают над английской землей каждый день… Едва увидев огоньки на земле, англичанин бросает бомбу… на жилые кварталы, фермы и деревни».

И тут же последовала угроза:

«В течение трех месяцев я не отвечал, так как верил, что подобному безумию придет конец. Но мистер Черчилль воспринял это как признак нашей слабости. Теперь мы ответим налетом на налет.