Взлет индюка

Длинный Шест задал этот вопрос, и Джакомо объяснил, что по жизни эльфийская кожа действительно имеет молочно-белый цвет, но когда эльф попадает под солнечные лучи, его кожа меняет оттенок и становится как у человека или орка. Но только в тех местах, которые были согреты солнцем, а ягодицы у эльфов реально белые. По ходу выяснилось, что эльфы называют себя людьми, а людей — орками. Разницы между людьми и орками они не видят, дескать, красножопые — они и есть красножопые, а какие именно картинки они на себе рисуют — это ничего не значащая ерунда. Эльфы давно заметили, что самой частой картинкой на коже орка являются три жабы, и что орки с такой картинкой никогда не бывают вождями, но эльфы не считают это знание чем-то важным. Любой скотник знает, что у козла рога большие, а у козы маленькие, а то и вообще нет, но скотник не делает далеко идущих выводов из этого знания. Потому что скотнику нет дела до того, какое значения имеют для козла его рога. Скотник твердо знает одно — если рога у животного очень большие, под хвост скотине можно не заглядывать, и так ясно, что самец.

Ближе к вечеру Длинный Шест заметил, что эльфы стали ему даже в чем-то симпатичны. Нормальные человекообразные, с нормальными понятиями, никакие не выползни адских демонов. А потом Длинный Шест вспомнил, как Джон говорил ему: «Они тебе понравятся, и ты с радостью предашь обе человеческие расы», и загрустил.

Эльфы шагали, как заведенные, не выказывая ни малейшей усталости. Это было удивительно — у Длинного Шеста уже ноги подкашиваются, а они идут себе и идут. А ведь по их понятиям сейчас время для сна, они же ночные существа. И зевать почему-то перестали. В какой-то момент Длинный Шест не выдержал и спросил:

— Мы привал делать когда будем?

— Когда будет воля бога Каэссара, — невозмутимо ответил Джакомо.

— Я доверяю своему слуге определять график движения, — провозгласил бог Каэссар.

— Сейчас, — сказал Длинный Шест.

— Уф, — дружно сказали эльфы.

Только теперь Длинный Шест понял, насколько они устали. Они просто не показывали своей усталости перед роботом, которого считают богом. Сила воли невероятная! Ужасный противник будет.

Разводить костер не стали. Джакомо сказал, что воду из ближайшей реки кипятить не нужно, потому что она протекает через благословенный лес (то есть, через гадкое чернолесье), а в такой воде зараза не водится. А еда у эльфов на огне не готовится, ее холодной едят.

Эльфийская еда оказалась неведомым овощем наподобие тертой редьки, но с запахом водорослей и почему-то мяса. Джакомо сказал, что это не овощ, а гриб, притом не человеческий, а аборигенный, его выращивают не на залитых солнцем грядках, а в полумраке чернолесья, на каком-то дерьме. Длинный Шест скорчил брезгливую гримасу, но Джакомо спросил, чем удобряют свои грядки неблагословенные орки, и Длинный Шест не сразу нашелся, что ответить. Хотел было вообще оставить вопрос без ответа, но Джакомо настаивал, и Длинный Шест нехотя буркнул:

— Тоже дерьмом.

Эльфы заржали, но не издевательски, а добродушно. Потом кто-то попросил Джакомо рассказать, как он впервые беседовал с богом Каэссаром. Джакомо заявил, что все расскажет завтра, а сейчас хочет спать, а то, что завтра уже наступило, не колышет его ничуть. Раз богу Каэссару угодно, чтобы этот воинский отряд спал ночью и передвигался днем, как богопротивные орки, то пусть будет так. Потом Джакомо неожиданно спросил Длинного Шеста, чем лошадь отличается от козы, и могут ли лошади ходить по крутым склонам. Длинный Шест объяснил, Джакомо сказал спасибо, постелил плащ на землю, улегся и сразу уснул. Остальные эльфы тоже полегли, никакого караула не выставили, это удивило Длинного Шеста. Допустим, внешних опасностей они не боятся в своих краях, но сам Длинный Шест с бластером в кобуре — тоже потенциальная опасность, от него тоже надо стеречься! Впрочем, по сравнению с богом Каэссаром, сбрасывающим звезды с небес, эта опасность настолько незначительна, что эльфы, наверное, решили ей пренебречь. Дескать, снявши голову, по волосам не плачут.