Взлет сокола

Единственным и ярким исключением был Мората, Повелитель Соколов. Огромный сокол признал, что Рой не был Ратой, и их отношения сложились на основе этого факта. Мората терпеливо, не шелохнувшись, слушал рассказы Роя о различных приключениях его детства; в свою очередь, сокол вызывал в мозгу профессора картины, позволявшие тому видеть мир Кешьи зоркими глазами хищной птицы. Особенно волнующим был азарт охоты, когда Мората посредством картин описывал свой очередной полет над Великой Топью, основным местом его охоты.

Их отношения были необычны, не похожи, например, на отношения хозяина и любимого животного; но они отличались и от обычной дружбы между людьми. Рой разговаривал с птицей, а та могла отвечать только языком картин. Хотя Рой вынужден был признать, что такой способ общения в чем-то превосходит обычный разговор; иногда от стремительных гонок среди деревьев и облаков у него даже кружилась голова. Общаться с Моратой было непросто, но, пройдя через выпавшие на их долю испытания, Рой полюбил птицу как брата и друга, которому можно довериться во всем.

Мысли о соколе лишний раз напомнили Рою, как ему все больше не хватает огромной птицы. Прошло уже два дня с тех пор, как он послал сокола за его собратьями, а от того ни слуху ни духу. Тень депрессии покрыла его чело, и он бродил по городу с заразительно печальным видом. Люди уже начали беспокоиться, шепотом сообщая друг другу о странном бормотании Верховного Мага самого с собой. Зомман, молодой охранник, один из тех, кто поспешил на помощь Рою на побережье в эпизоде с Креозотом, очень беспокоился, что огромный зверь околдовал Верховного Мага, и его чрезмерно яркое воображение побуждало молодого человека рассказать все Митре. Однако твердо сказанное Роем предостережение не позволило Зомману переступить порог дома Митры.

Солнце стояло высоко в небе, и нестерпимая жара делала Роя более беспокойным, чем обычно. Он бродил мимо фонтанов, то и дело опуская ладони в воду и брызгая ею себе в лицо. Он также часто забегал посмотреть на растущую коллекцию маленьких металлических шариков, сделанных Малеком так, что Рой не переставал хвалить кузнеца за мастерство. Меланхолия Роя удваивалась при мысли о том, что столь умело и с любовью сделанные вещи будут использованы как оружие в войне.

Алхимики продолжали искать оптимальный состав пороха, правда, с ограниченным успехом. Они постепенно пришли к комбинации: четыре части и по одной части остальных компонентов. В результате получилась довольно быстро сгорающая смесь, но без четкого хрустящего маленького взрыва, который, как полагал Рой, будет необходим для детонирования железных снарядов Малека. Рой предложил уменьшить содержание нитрата калия, как он называл серебряный песок, и алхимики возобновили свои попытки.

Рой поднялся на западную крепостную стену и, всматриваясь в даль между зубьями стены, долго наблюдал за тонкими волнами жары, поднимающимися из раскаленного песка и почти не отбрасывающими тени дюнами, лежащими повсюду в раскинувшемся перед ним пространстве. Он глубоко вдыхал горячий воздух, чувствуя, как влага испаряется с губ, потом провел рукой по чисто выбритому лицу, благодарный Малеку за то, что тот нашел время выточить лезвие, которым Рой сбрил жесткую бороду с лица. Хотя большинство мужчин в Кешье носили бороду, Рой был уверен, что с большой бородой он вообще не смог бы вынести и без того почти невыносимую жару.

Боковым зрением он заметил какое-то движение и, повернув голову, увидел женщину, взобравшуюся наверх, на сторожевую башню западной стены. С прищуренными от яркого света глазами она наклонилась вперед, как будто опираясь на невидимый барьер. Рой тоже направил взгляд к западному горизонту, чтобы узнать, что она там увидела. Глаза у него были удивительно зоркие, что, несомненно, объяснялось какой-то отдаленной генетической принадлежностью к соколиному роду. Он увидел черную извивающуюся массу, медленно движущуюся к крепости.

– Он идет! – кричала женщина. – Морелуа идет!

***