Взлет сокола

Рой снова, в который уже раз, пытался представить себе лицо Гвен, и снова оно ускользало от него. Потом он долго смотрел на тонкую серую ниточку водоросли, висевшую на сучьях бревна, где она задержалась после отлива и уже была высушена солнцем. Он поднял растение, чтобы получше рассмотреть его и вдруг вспомнил строки из поэмы, прочитанной в далеком прошлом. Он бросил водоросль на землю и процитировал вслух:

Мир слишком необъятен. Мы живем,

То набирая, то растрачивая силы,

И их теряем вовсе наконец.

При этом мы почти не замечаем,

Что происходит каждый миг в природе,

Растрачивая жизнь по пустякам.

Грудь под луною море обнажает.

Утихли ветры, словно утомились,

Свернулись, как уснувшие цветы,

Но час придет – и дикой бурей взвоют.

…Но эта жизнь и многое другое -

Ведь мы в иной тональности живем -

Нас совершенно не волнует…

– Ваши стихи хорошо соответствуют нашему настроению, – прошептала Митра. – Это пророчество?

Рой посмотрел на Митру, снова на мгновение почувствовав почти устрашающую силу, которая была в ее глазах.

– Нет. Это стихотворение Уильяма Вордсворта. Мне когда-то прочел его один мой друг, и вот сейчас почему-то оно пришло мне на ум.

– Друг?

Рой грустно улыбнулся:

– Гвен.

Они снова надолго замолчали. Даже Мората, настроение которого зависело только от того, есть ветер или нет, оставил их и улетел в Хагсфейс.

– Митра! – Женщина не ответила, но рой продолжил: – Вы когда-нибудь думали о линии жизни?

Она повернулась и посмотрела на профессора.

– О чем?

– О линии жизни. Линия, вдоль которой течет наша жизнь. Я не физик, но представляю себе время как прямую линию между двумя точками. Одна точка находится там, где ты родился; другая – где умер. – Рой помолчал, размышляя. – А что, если Рата разгадал загадку линий жизни? Что, если он намеренно укоротил свою жизнь, чтобы оставшуюся часть его линии прожил другой человек? Тот, который, как он полагал, придет и спасет его мир. Что, если он знал что-то, чего не знаем мы?

– Я верю в то, что мудрость Раты не имела себе равных. – В какой-то момент Митра стала похожа на подростка, яростно защищающего своего кумира.

– Тогда почему я? Он мог бы вызвать полководца, или государственного деятеля, или… еще кого-нибудь. Почему меня?

Митра развернулась лицом к Рою и пристально посмотрела на него:

– Вы похожи на Рату. У вас такой же голос. Такие же манеры. Вы умеете управлять Тремя Началами, как и он.

Рой покачал головой:

– Все это у него было, а искусство волшебства он знал несравненно лучше, чем я. Возможно, конечно, что я здесь только из-за того, что похож на него, разговариваю тем же голосом. Возможно, что-то помешало Рате, и произошел своего рода несчастный случай. А может быть, у него и не было никакой ясной цели.

– У него была какая-то цель. – Огонь зажегся в ее голосе и пробежал к глазам. – Когда ваша… – Она сделала паузу, вспоминая: – Линия жизни, не так ли? Что вы делали в тот момент, когда закончилась линия вашей жизни?

– Не знаю. Я находился в башне около колокола и размышлял. О личностях. О том, что один человек может сделать то, что не под силу толпе. О том, что Регенты нашего университета, большие любители науки, стараются запретить рассказывать легенды и поэмы, рассказы и истории…

Митра шлепнула руками по твердому песку.

– Регенты запретили рассказывать истории? – Ее голос звучал неестественно высоко, словно она задыхалась. – И что вы предприняли?

Рой отвел взгляд далеко к горизонту.

– Я… я умер.

Теперь уже в голосе Митры зазвучали сердитые нотки:

– Нет же. Вы не умерли. Вы прибыли сюда.

Рой сделал неопределенный уклончивый жест.

– Ну хорошо, я прибыл сюда.

– А с чем вы прибыли сюда? Что есть у вас, чем не обладал мой муж? Что-то должно быть!

– Я… я не знаю.

– Тогда расскажите мне все, что помните. Я постараюсь догадаться.

Рою захотелось встать и уйти обратно под охрану стен Хагсфейса, напиться холодной воды из фонтана в центре города. Он не хотел говорить о вещах, которые уже начал забывать и которые могли только вызвать боль. Ему не хотелось рас сказывать о Регентах и о том, что случи лось в последний день. Но, посмотрев глаза Митры, он увидел в них все более растущую уверенность в том, что последнее деяние Раты было не напрасным.

– Регенты управляли университетом, – начал он, – и основной акцент в обучении они сделали на науке. Мне кажется что если бы Вордсворт знал о компьютерах, то он посвятил бы стихотворение, которое я только что прочел, именно Реген shy;там. В действительности Регенты – всего лишь искусственный интеллект, приобретающий человеческие формы при помощи голограмм.

Митра вопросительно посмотрела на него.

– Не беспокойтесь относительно голо shy;грамм. Я и сам мало что знаю о способах их получения. Регенты жестко запрограммированы на то, что наука – это сама в себе законченная сущность, в то время как литература и искусство всего лишь хобби, иногда забавные, но особой ценности не представляющие.

– Вы упомянули о науке. Что это такое? – спросила Митра.