– Окститесь, Ирочка! – оторопел Владимир. – Да вы такое сделали!.. Да если меня каждый вечер будут кормить такими ужинами, я завтра же спишусь из испытателей в подсобные рабочие в ближайший мебельный магазин! А вы говорите: «Пахали»! Ударная, Ирочка, работа в тылу всегда была залогом победы на фронте. Разве ваш шеф так не говорит?
– Нет, – засмеялась Ирина.
– Зря он не прививает вам любовь к этому, я бы сказал, исключительно важному делу.
Владимир разлил водку по стопкам.
– За что же? – спросила Ирина.
– Только за вас!
– Давайте лучше за хозяина дома!
– Тю, он там провода паяет, а мы тут мебель двигаем, да еще за него пить?
– Он не просто паяет. Он, как всегда, делает гораздо большее. Я уверена в этом. Он ведь иначе не может… – поправилась Ирина.
– Это на него похоже, – не стал возражать Владимир. – Вы думаете, ему там трудно?
– Очень.
– Сложная работа?
– Дело не только в этом. И ответственность большая. Да и душа у него наверняка болит за ту работу, которую оставил у вас в Есино. Там сейчас тоже очень горячая пора.
– Зачем же тогда его сорвали? Разве нельзя было кого-нибудь другого послать?
– В этом наш шеф ошибок не делает. Цену он знает каждому. И кто может ему лучшую службу сослужить – он тоже определяет точно. Так что за Сергея?
– Черт с ним. За него!
Они выпили. И хорошо закусили. Владимир налил по второй. Ирина спросила:
– Володя, а вам не страшно заниматься вашей работой?
– А чего бояться?
– Ну как же! Вы же испытатель. Вы не просто летчик.
– Так смотря что испытываешь. Вот на днях мы новые парашюты испытывали.
– И что?
– Абсолютно ничего страшного. Я-то не прыгал. Я только возил.
– Да ну вас, – улыбнулась Ирина. – Я серьезно.
Владимир поднял стопку.
– Давайте за вас выпьем, тогда скажу. – Ирина чокнулась и выпила. И затянулась сигаретой. А Владимир съел кусок рыбы и продолжил: – Страшно, Ирочка, бывает тогда, когда работаешь вслепую. Вот я в грозу, например, попадать не люблю. Летишь и не знаешь, по какому тебя боку стукнет. А может, брюхо раскроит. А может, крылья обломает. Ничем ты эту опасность не то что предотвратить, а даже предвидеть никак не можешь. Тогда, бывает, проскребывают кошки на душе. А во всех других случаях страх почему-то в расчет не принимается.
– А за чужие ошибки разве вам не приходится расплачиваться? За ошибки, заложенные в конструкции машины, допущенные при ее производстве?! Разве от сознания того, что они есть, не бывает страшно?
– Нет. Наша задача как раз в том и состоит, чтобы выявить их. О страхе ли уж тут думать? А потом, Ирочка, должен заметить, что эти ошибки, о которых вы говорите, их не я, их другие испытатели выявляют, те, кто работает с новыми моделями самолетов на авиазаводах. А я испытываю приборы системы управления. Знаете, сколько их стоит на современном воздушном корабле?
Ирина отрицательно покачала головой.
– Если сейчас начать перечислять – до полночи хватит, – пошутил Владимир. – Конечно, и по их милости сломать шею можно в два счета. Но это все же не то, что облетывать новую машину. Там дело много рискованней, и меня туда пока не пускают, говорят, что опыта летного маловато. Так что я набираю этот самый опыт и в данный момент вместе с конструкторами из вашего КБ собираюсь испытывать одну интересную штуку. Да вы знаете, о чем я говорю.
– Знаю. То, что сконструировал Сергей.
– Вот-вот. С ним мы и отправимся в первый полет. И хватит меня интервьюировать, Ирочка. Расскажите лучше, что сами думаете делать после окончания института. Куда вас собираются отправить?
– Никуда. Я – вечерница. У меня распределение свободное. Наверное, останусь здесь.
– А что здесь? Есть что-нибудь на прицеле?
– Совершенно четкое намерение: в конечном итоге непременно буду работать в школе.
– Да… А почему не в институте каком-нибудь?
– Это не то.
– Почему? Труднее?
– Я бы не сказала. Да и в другом дело. В высших, средних учебных заведениях, там работа в основном сводится к преподаванию дисциплины. А мне хочется быть еще и воспитателем.
– Неужели тянет?
– Очень. Возьму самых маленьких, самый шумный класс и поведу его к выпуску.
– Ирочка, да вы же Гаганова.
Ирина засмеялась.
– Мне не надо, чтобы обо мне говорили. Я удовлетворение совсем в другом вижу. Воспитывать – это значит помимо всего прочего окружить человека заботой, вниманием, проявлять, в конце концов, к нему, к его делам участие. В этом я вижу для себя поле деятельности. Я сказала: «самый шумный класс». Правильнее было бы – самый трудный, детей без нормального детства. Бывают такие случаи: вроде и в семье они растут, а все равно как сироты. Я сама, между прочим, так выросла. У меня мать и отец есть. А воспитывал меня, если уж говорить откровенно, брат. Он меня маленькую будил по утрам, одевал, водил в детский сад, потом провожал и встречал из школы, делал со мной уроки. А в кино, на елку, в театр я и не мыслила ходить без него. Так что он для меня самый дорогой человек на свете. И его я люблю больше всех. Вот таким детям, которым дома недодали тепла, мне кажется, я сумею быть нужна и полезна. Путь к ним я найду.