– Не обнаружено, – подтвердил Петров, промокая низкий, вздыбленный морщинами лоб платком. – Но это летучее соединение. И если предположить его наличие, то в топливной системе могла образоваться воздушная пробка, вследствие чего произошла остановка двигателя.
Петров шумно вздохнул, словно паровой котел. Вздохнул и Меркулов, правда, значительно тише.
– Иоганныч, – другим тоном начал Меркулов, – я никогда от тебя такого мутного заключения не получал. Скажи мне по-человечески: вывод каков?
– Вывод – технических неисправностей не было, значит, это ошибка пилотирования. Но если существует особое мнение, я обязан его высказать.
– У кого это особое мнение существует? – живо озаботился Костя.
Петров сделал недовольное лицо и принялся вставать.
– Костя… А вот риторических вопросов я от тебя никогда не слышал, – весомо произнес Виктор Иоганнович, вынимая из-за стола свое грузное, объемистое тело.
– Каких риторических? Вопрос прямой: кто отстаивал версию с бракованным топливом?
– Риторический, Костя. Потому что ответа ты от меня не получишь. Особое мнение сформулировала комиссия. Ко-мис-си-я.
Петров пожал Меркулову руку и быстро вышел из кабинета.
И снова кабинет Лимонника, неизбежно, как всегда, напомнивший Турецкому оранжерею или, скорее, тропические леса. И дух тут, как в тропиках – густой, влажный, полный цитрусовых запахов; и зелень, как в тропиках – темная, почти черная, плотная и упругая, перемешанная с желтизной лимонов… Что касается лимонов, правда, их было всего два, и то какие-то задохлики мелковатые. Остальная масса лимонных зарослей, занимавшая в своих горшках и кадках целый угол адвокатского кабинета, пока что не приносили своих кислых плодов на потребу чаепитию. Турецкий стоял рядом, разглядывая растения и лампы над ними, однако мысли его были далеки как от желания попить чайку, так и от проблем разведения южных растений в московских условиях.
– Саш, ну откуда в тебе вдруг наивность такая? – менторски изрек Лимонник. – Ну смотри…
Лимонник как раз закончил поливку, заботливым жестом поправил слабенький рахитичный листок, чтобы ему досталось больше света лампы, и вышел из угла кабинета. И раздвинул ширму, скрывая за ней свои кабинетные плантации.
– Вот даже я. Простой…
– Ага, как валенок, – вставил насмешливую реплику Турецкий.
– …и законопослушный адвокат, – Лимонник аккуратно проигнорировал замечание, – я же скрываю от посетителей то, что мне, извини за выражение, дорого и мило. И при этом, заметь, не преступно…
– И не предосудительно! – с готовностью закончил фразу Турецкий.
– Именно, – все так же невозмутимо подтвердил Лимонник. – Но твой-то авиаинструктор, возможно, в убийстве замешан!
Да-а, Лимонник – человек с характером. Александр Борисович пришел к нему с намерением попросить помощи в розыске пропавшего и до сих пор не нашедшегося Сергея Воронина. Казалось бы, просто и недолго, а? Но нет, с Лимонником ничто не бывает просто и недолго. Уж извини, Саша, придется и полюбоваться его оранжереей, и выслушать его тягомотные рассуждения «за жизнь»… И если даже ты решишь поторопить дело, не надейся, что у тебя все так сразу получится.
– Я всего-навсего прошу тебя проверить его кредитную историю. Вдруг на его имя счета где-то заведены, карточки кредитные…
– А чего не сам? – буркнул адвокат.
– При моих связях на это времени уйдет в три, нет, в пять раз больше!
Саша хотел польстить норовистому адвокату. Не получилось: Лимонника лестью не возьмешь. Ни лестью, ни подначками, ни угрозами. В гробу Лимонник все это видал.
– Спасибо за комплимент, только откуда такая наивность, Саша? Ну вот, из-за тебя про лайм забыл…
Лимонник снова отодвинул ширму, взял ножницы и начал неторопливо подстригать верхние побеги одного из растений. Что такое лайм, Турецкий знал – пробовал: зеленый лимон, еще более душистый, но и еще более кислый по сравнению с обыкновенными лимонами. Саша почувствовал, как оскоминой свело челюсти и наполнился слюной рот, но не мог определить, был ли этот физиологический отзыв реакцией на упоминание лайма или на разговор с адвокатом.
– Этот Воронин не идиот ведь – открывать счет на свое имя, чтоб ему туда деньги за убийство перечислили, – конкретизировал свои предшествующие слова Лимонник. – Если он скрылся, то уж, не волнуйся, и имя сменил, и биографию.
– Да понимаю я! – досадливо отозвался Турецкий. – Но у меня пока никаких зацепок, вообще! Надо с чего-то начинать… Проверь его семью. Жену, дочь.
– Если они не сбежали вместе, скорее всего, он сбежал от них, – с высоты трудного житейского опыта провозгласил Лимонник, орудуя специальными ножничками над побегами лайма с ювелирной точностью и родительской нежностью.
– Необязательно, – в качестве отличного семьянина Турецкий оказался более оптимистичен. – Может, они ждут, когда все успокоится-забудется.
Лимонник надменно и скептически хмыкнул:
– Все равно на свою фамилию счет заводить, на мой взгляд, идиотизм!
Во взгляде Турецкого, устремленном на маленький лайм, отражалось столько печали, словно он клялся себе никогда больше не пробовать цитрусовые.