-- Нашли быстро. Дорогу долго выбирали, -- ответил Ачкасов. -- Я смотрю, скоро новоселье?
Они зашли в подъезд. В здании уже заканчивались отделочные работы. Новый корпус, наполовину сделанный из стекла, просвечивался солнцем почти насквозь. Наладчики как раз опробовали установленные в комнатах кондиционеры, и температура воздуха в кабинетах, коридорах и даже на лестницах была очень приятной. Лифты везде уже работали. @чкасов побывал на всех пяти этажах. Помещение ему понравилось. Планировка его была хорошо продумана, стены выкрашены в мягкие, не утомляющие зрение тона.
-- Надеюсь, дорогой Александр Петрович, жаловаться на тесноту больше не станете? -- осматривая будущий кабинет Кулешова, спросил Ачкасов.
-- На тесноту -- нет.
-- А на что же станете? -- сразу насторожился Ачкасов.
-- У нас, ведь знаете, голову вытащишь, хвост увязнет: -- неопределенно ответил Кулешов.
-- Что-то я вас не совсем понимаю, -- признался Ачкасов. -- Болел, должно быть, долго.
Кулешов жестом выпроводил из помещения всех сопровождающих и закрыл за ними дверь.
-- Если и дальше с кадрами так дело пойдет, то к осени мне и в старом здании просторно будет. Можно и не переезжать, уважаемый Владимир Георгиевич, -- объяснил он причину.
-- Вот вы о чем.
-- Именно об этом. За один года из КБ ушел ведущий инженер, два начальника групп, заместитель ведущего конструктора. А на их место я до сих пор никого не взял.
-- А вы берите.
-- Где прикажете?
-- Сразу и я вам не скажу, Александр Петрович.
-- И не сразу не скажете. А эти начальники и ведущие, между прочим, у меня выросли. И кому-кому, а мне очень хорошо известно, каких трудов и затрат это стоит, чтобы я поверил, будто кто-то мне эту утрату возместит.
-- Александр Петрович, увольнение в запас проводится по новому закону. И вы это знаете не хуже меня, -- заметил Ачкасов.
-- Конечно, -- не стал возражать Кулешов. Но жалко, что от нас уходят большие специалисты. Вот, пожалуйста, полковник-инженер Вольский. Не успел от меня уйти, как ему тут же предложили кафедру в машиностроительном институте, и он немедленно ее возглавил. Значит, там он может работать, а у меня нет!
То, о чем говорил Кулешов, Ачкасову и самому было отлично известно. Ему, как начальнику, много лет отвечающему за работу целого ряда конструкторских бюро, действительно приходилось увольнять в запас высококвалифицированных военных специалистов. Но если при этом Ачкасов находил для своих действий оправдание в таком понятии, как омолаживание ученых кадров, то для Кулешова это понятие не имело ровно никакого значения. Он смотрел на все исключительно практически. От него и от КБ, которым он руководил, требовали конкретных дел. Ему давали конкретные задания и, в общем-то, до сих пор мало интересовались тем, каким путем он их выполнял. Лишь бы задание было выполнено качественно и в заданный срок. Все остальное: методы работы, использование внутренних резервов и многое другое -- лежало на совести Главного конструктора и для всех посторонних, в том числе и для руководства, именовалось стилем работы, который непременно должен быть присущ каждому отдельному творческому коллективу. Был он и в кулешовском КБ. Главным в этом стиле было исключительное знание возможностей и способностей своих подчиненных. Неведомое в науке и технике каждый штурмовал по-своему. Но опора при этом всегда была на тех людей, которым бесконечно доверял уже многие годы, с которыми сработался, как деталь отлично отлаженного механизма. Люди -- специалисты высшей квалификации; он вырастил их в помощь себе. И вдруг этих людей у него отняли:
Эту обиду Кулешова Ачкасов понимал хорошо. По каким-то особым каналам она доходила и до него. Но он, в силу своего положения, в силу того, что стоял от решения практических задач гораздо дальше, чем Александр Петрович, имел возможность видеть и ту рациональную сторону этого закона, ради которой, собственно, он и был принят.
-- Вольского жаль. Голова была светлая. Сколько лет он проработал у вас? -- спросил после некоторого раздумья Ачкасов.
-- Пришел сразу после войны. Начал младшим сотрудником. А стал профессором, дважды лауреатом: заслуженным деятелем науки и техники:
-- В какой-то мере вы сами виноваты, Александр Петрович, что ему не дали послужить еще год-другой:
-- Это как же прикажете вас понимать?
-- Очень просто. Сколько раз я вам говорил: пишите, просите, доказывайте. Может быть, что-нибудь и решилось бы.
-- Я писал. Бочкарева оставили. Спасибо. За дело спасибо. Но обо всех-то я писать не могу! Совесть, в конце концов, надо иметь!
Ачкасов беспомощно развел руками:
-- Что же вы от меня хотите?
-- Да, конечно, ничего, -- нахмурился сразу Кулешов. -- Поплакаться, как говорится, по старой дружбе. Вот и все.
-- Ну а мебель сюда из старого кабинета повезете? -- изменив тему разговора, улыбнувшись, спросил Ачкасов.
-- Это уж непременно. И чтобы там ни говорили, расставлена она будет в том же порядке, -- немного смягчился Кулешов.