Взлетная полоса

— Из меня спец, конечно, фиговый, но вот что я тебе скажу, Даниил Семеныч: полетит она, по всему видно, полетит! Не имеет права не полететь! И еще скажу: ничего подобного в этой рухляди не было, нет и, абсолютно уверен, не будет! — И уже деловито поинтересовался: — Ты профиль верхнего крыла по справочнику Эйфеля брал или Геттингеновский?

— Разуй глаза! Сам разродился! Близкий, но не их!

— А угол заклинения от строительной горизонтали? Не мал?

— То что надо. Я считал. Чуть больше шести градусов…

— Не промахнулся?

Бросали бумаги, брали мел, чертили на голой стенке за стеллажами. Начиналось главное — нормальный разговор двух понимающих друг друга специалистов. А когда Щепкин затащил Николая в мастерскую к художнику Мордвинову, где остановился на жилье, и расстелил перед ним на полу полотнища своих чертежей, студент совсем растерялся. Он долго думал, глядя на чертежи, наконец сказал:

— Ничего не понимаю… Я, конечно, не Томилин, но ведь каждому должно быть ясно — дело!

После этого он как-то сник в поиске, да и еще что-то его мучило и тревожило, потому что он первый и предложил:

— Даниил Семеныч, то, что мы с тобой на пару роемся, ерунда! У тебя отпуск, каждый день на счету, у меня случаются критические моменты жизни! Давай разделимся… Ты тут день шуруешь — я свободный, я шурую — вали куда хошь!

В пятницу был день Щепкина. Он пришел в архив пораньше, снял очередную громоздкую папку с двуглавым орлом на обложке с полки и почти тотчас же наткнулся на нужную фамилию. Смотрел, еще не веря. Да, это про М. Я. Шубина… Модеста Яковлевича.

* * *

— Не пара она тебе, Колька! Да ты глаза-то разуй, по ком страдаешь? Ты, можно сказать, фактический инженер, надёжа не только моя, а всего социализма! А она кто? Если с нее краску снять, хорошенько отмыть, чего от нее останется? Один пшик!

Так говорил Теткину его отец, инвалид войны, когда речь зашла о том самом «критическом моменте», о котором намекнул студент Щепкину.

Ее звали Верой Степановой, хотя сама себе она выбрала артистический псевдоним «Вероника Сора», с ударением на последнем слоге, на парижский манер.

Вероника жила в том же бывшем доходном доме, что и Теткины. Они занимали отдельный полуподвал, с двумя окнами под потолком, выходившими на тротуар, а она снимала койку в многонаселенной коммунальной квартире, в комнате у вдовы ипподромного жокея Лыковой.

Теткин, босиком, в засученных штанах, молча и остервенело мыл полы. Отец сидел на табуретке, с еще отстегнутой по утреннему времени деревянной ногой на ремнях, грузный и сонный, чистил золой медный примус. Жили они в полуподвале вдвоем. Мать от них ушла, но порядок в доме мужчины держали строгий — пятница была днем уборки.

— Цветы вчерась приготовил! — усмехнулся отец. — Кавалер с букетом! Где взял?

— На Девичке нарвал, — буркнул Николай. — На погосте.

— Заради кого на осквернение священных могилок решился? Нужны ей твои букеты! За ней вон на автомобиле приезжают. И она, на кожаных подушках развалясь, дым табачный из ноздрей пускает! Только и есть, что дым!

— Такая у нее работа! — выкручивая тряпку и бледнея от обиды, отвечал Коля. — Это киносъемщики за ней приезжают. И ты, батя, категорически не прав! Всякая работа требует уважения! Она работает!

— Допускаю, что так… — отец скреб щетинистый подбородок, приподняв крупное, тронутое оспой, бледное лицо, с махонькими, как изюминки, веселыми живыми глазками. — Но вот в таких книжках, как у тебя, что она в них понимает?

Он махал тяжелой, темной от въевшегося гуталина рукой на бамбуковую этажерку и со сдержанным уважением начинал читать на корешках:

— «Кривые распределения давления по хорде крыла из работ лаборатории Эйфеля», «К вопросу о гидродинамическом аспекте модели «М»! Аспекте, понял?

— Ну а это ты к чему, батя?

— К тому, что тебе, сукин сын, требуется такая подруга жизни, которая бы понимала, кто ты есть, а не относилась бы к тебе как к полуподвальному жителю с высокомерием! Вон твой букет с жасмином, который ты у покойников упер, на помойке валяется! Не видел?

— Видел! — орал Теткин, шоркая тряпкой.

— Ты Пушкина любишь? Так послушай его: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей!» Это совершенно точный факт. Я по опыту скажу — проверено!

— Ногу с полу подними, замочу! — фыркал Теткин.

Настроение у него было — хуже некуда. В этот день он рассчитывая сводить Веронику в парк культуры и отдыха, взять прогулочную лодку и на прудах поставить вопрос ясно и прямо. Звание инженера и диплом у него, по сути дела, в кармане, начинается новый этап жизни, и этот этап он, Теткин, не мыслит проходить без нее.

Накануне дожидался Веронику на лестнице долго. Она приехала на извозчике далеко за полночь, усталая. Узкое худое личико в мазках коричневого неотмытого грима, глаза воспаленные, мутно-красные, как будто на газовую сварку насмотрелась. Только и сказала:

— Да оставьте вы это, Коля! Какой там парк? Не до вас!

И поцокала каблучками, как копытцами, к себе на шестой этаж.