Взлеты и падения государств

Американский драматург Артур Миллер однажды сказал, что эпоха подходит к концу, “когда исчерпались ее основные иллюзии”^{2}. Сегодня иллюзии докризисной эры о воцаряющемся повсеместно экономическом благополучии полностью исчерпали себя. Последней умерла надежда, что бурный расцвет Китая будет продолжаться вечно, приводя к подъему другие страны – от России до Бразилии и от Венесуэлы до Нигерии, – преуспевание которых было вызвано в основном экспортом товаров китайцам. Предполагалось, что постоянно растущий китайский спрос породит “суперцикл” растущих цен на сырьевые товары и вызовет подъем благосостояния всюду – от Москвы до Лагоса. Такой ход событий стал казаться не слишком правдоподобным к 2011-му, когда начали снижаться цены на медь и сталь, а в конце 2014-го, когда цены на нефть за несколько месяцев упали более чем наполовину, окончательно ушел в сферу несбыточного.

Непостоянство глобальных трендов лучше всего иллюстрирует судьба государств, вызвавших такой фурор в 2000-е: Бразилии, России, Индии и Китая. Маркетологи объединили их акронимом БРИК; предполагалось, что этим четырем гигантам предстоит доминировать в глобальной экономике. Теперь же этот акроним часто снабжается эпитетами вроде разбитый или рассыпающийся, расшифровывается как “безумно разорительная инвестиционная концепция” или перетасовывается в акроним КРаБ, чтобы показать, как нелепо смотрятся теперь Китай, Россия и Бразилия. В посткризисную эру годовой рост ВВП в Китае упал с 14 % до (согласно некоторым оценкам) менее 5 %, в России – с 7 % до минус двух, а в Бразилии – с 4 % до минус трех^{3}. Из всех членов БРИК только у Индии сохраняются – пусть минимальные – шансы, что ее 2010-е годы по темпам роста хотя бы отдаленно напомнят 2000-е.

Посткризисная эра воспринимается особенно болезненно из-за эйфории предшествовавшего ей бума и из-за того, что лишь немногие наблюдатели предвидели кризис. Мир жил в преддверии бесконечного блаженства, а вместо этого настали тяжелые времена. Мир рассчитывал на растущий спрос со стороны процветающего среднего класса, а вместо этого столкнулся с падающим во многих странах спросом со стороны возмущенного среднего класса. Стандартные опасения инфляции уступили место страху перед дефляцией, падающими ценами, что в некоторых случаях еще опаснее для экономического роста.

Модные персонажи докризисной эры ушли в забвение. В связи с тем, что денежные потоки иссякли или повернули вспять, валюты развивающихся стран значительно ослабели. С тех пор как в 1978 году стали регистрировать международные денежные потоки, в развивающийся мир ежегодно вливались капиталы. Первый отток произошел в 2014-м, а в 2015-м случился прорыв плотины – отток составил 700 млрд долларов. Внезапная потеря развивающимися странами этих финансовых ресурсов осложняет выплату их внешних долгов. Многие такие страны, усердно трудившиеся, чтобы выбраться из долговой ямы, снова в нее свалились. На пике докризисного бума в 2005 году МВФ не провел ни одной спасательной операции и, казалось, был готов свернуть свою деятельность по выдаче экстренных ссуд, но в 2009-м ее пришлось возобновить в увеличенном объеме. С тех пор МВФ запускает по десять-пятнадцать новых программ помощи ежегодно для стран от Греции до Ямайки.

В посткризисную эру пришло более широкое осознание опасностей, грозящих экономическому росту. Начавшийся в 2009-м подъем глобальной экономики станет, по-видимому, самым скромным за период после Второй мировой войны. В 2007-м, перед самым началом финансового кризиса, темпы роста замедлялись лишь в одном из двадцати развивающихся государств. К 2013-му соотношение составляло уже четыре из пяти, причем этот синхронный спад продолжался уже третий год подряд – дольше всего в новейшей истории. Он длился дольше, чем падение темпов роста в развивающемся мире в 1994 году после кризиса мексиканского песо, или после азиатского финансового кризиса 1998 года, или после того как в 2001 году лопнул пузырь на рынке высоких технологий, или даже после кризиса 2008-го^{4}. По мере углубления застоя привычный поиск очередной звезды развивающегося мира уступает место осознанию: экономический рост не является непреложной закономерностью. Крупнейшие регионы мира, включая Византийскую империю и Европу времен до промышленной революции, прошли через периоды практически полного отсутствия экономического роста, продолжавшиеся столетия.