Взор синих глаз

Незнакомец последовал за своим провожатым в маленькую дверь в стене и прошел через буфетную и кухню, находясь в которых он смотрел строго вперед, испытывая врожденный стыд любопытства, запрещающий ему глазеть по сторонам в комнатах, что образуют собою изнанку гобелена домашней жизни. Когда они вошли в холл, старый слуга собрался было показать гостю его комнату, но тут из коридора у парадного входа, куда она удалилась, чтобы выяснить, почему задержался гость, показался неясный силуэт Эльфриды. То, как она вздрогнула от неожиданности при виде визитера, выходящего из внутренних комнат дома, показало, что она не ожидала этого на диво простого решения проблемы, которым незнакомец был целиком и полностью обязан находчивости Уильяма Уорма.

Она предстала перед ними в самом обольстительном из всех женских нарядов, одетая, так сказать, полуофициально, и великое множество ее кудряшек свободно рассыпалось по плечам. Выражение неловкости туманило ее чело; и, учитывая все, надо сказать, что она выступала недостаточно взрослой для своей роли. Визитер снял шляпу, и первые слова были произнесены, и Эльфрида сперва взглянула на него с изрядным интересом, к которому не примешивалось ни капли изумления в адрес того, по отношению к кому она должна была исполнить свой долг гостеприимства.

– Я – мистер Смит, – произнес гость музыкальным голосом.

– Я – мисс Суонкорт, – сказала Эльфрида.

Ее стеснение как рукой сняло. Огромная разница между реальным человеком, которым она сейчас любовалась, и тем неразговорчивым, мрачным, резким, пожилым дельцом, коего нарисовало ее воображение, – джентльменом, чье платье пропиталось бы городской гарью, с болезненно-бледным цветом лица от нехватки солнца, да его разговором, приправленным эпиграммами, – эта разница была для нее столь большим облегчением, что Эльфрида просияла улыбкой, почти засмеялась в лицо новоприбывшего.

Стефан Смит, которого до этого времени скрывала от нас ночная тьма, был в том возрасте, когда он обладал наружностью юноши и едва ли мог считаться взрослым мужчиной по летам. Если судить по его внешности, Лондон был последним местом на свете, которое можно было бы вообразить подмостками для его деятельности: несомненно, такой человек не мог вырасти в гари и грязи, в тумане и пыли; такое открытое выражение лица никак не могло появиться у человека, живущего в городе, «где волненья, лихорадка, стенанья, жалобы земной тщеты»[11], который зовут вторым Вавилоном.

Фигура у него была столь же хороша, как у Эльфриды; румянец его был таким же нежным. Очерк его губ по форме был столь же совершенным, как изгиб Купидонова лука, и такого же вишнево-красного цвета. Светлые, кудрявые волосы, яркие, сияющие серо-голубые глаза; он краснел, как мальчик, и у него были мальчишеские манеры; ни бакенбард, ни усов он не носил, а легкий светло-коричневый пушок над верхней губой едва ли заслуживал последнего названия – вот каков был этот профессионал-лондонец, ожиданье визита которого доставило Эльфриде столько беспокойства.

Эльфрида сказала скороговоркой, что, к сожалению, мистер Суонкорт не сможет принять его сегодня вечером, и объяснила почему. Мистер Смит отвечал голосом, что был скорее мальчишеским от природы, но более мужественным благодаря хитрости оратора, что искренне опечален услышанными новостями; однако поскольку в данной встрече все заинтересованы, то факт, что она произойдет с отсрочкой, не имеет ни малейшего значения.

Стефану показали его комнату. Пока он отсутствовал, Эльфрида украдкой проскользнула в отцовскую спальню:

– Он приехал, папа. Такой молодой для делового человека!

– О, неужели!

– Его лицо, оно такое… ах, такое… СИМПАТИЧНОЕ; прямо как мое.

– Хм, и что с того?

– В общем, ничего, это все, что я о нем знаю. Просто чудесно, правда?

– Ну, ну, мы увидим, когда узнаем его получше. Спустись-ка вниз да распорядись, чтобы бедный парень нашел что выпить да поесть, ради бога. И когда он отужинает, я повторяю, я хотел бы перемолвиться с ним словечком, если он не возражает подняться сюда.

Юная леди снова проскользнула вниз, и, пока она ожидает прихода молодого Смита, следует привести здесь оба письма, что относятся к его визиту в эти края.

От МИСТЕРА СУОНКОРТА – МИСТЕРУ ХЬЮБИ

ЭНДЕЛСТОУНСКИЙ ПАСТОРСКИЙ ДОМ, 18 февраля 18**

СЭР!

Мы подумываем о восстановлении башни и крыла церкви в здешнем приходе, и лорд Люкселлиан, патрон прихода, упомянул ваше имя как заслуживающего доверия архитектора, которого желательно просить взять на себя руководство этой реставрацией.