Взорванная судьба

— Шутки шутишь?

Тогда как тип, назвавшийся пришельцем из другого мира, Бьенолом молчал, высказавшись обо всем, о чем хотел сообщить. И никак не отреагировал на новую волну грубого с ним обращения.

Только эта его, явно показная, невозмутимость еще более распалила сержанта:

— Ну ничего, бродяжья морда, в камере среди таких же, как ты и прочих наркоманов поймешь, что не на того напал.

Полицейский сжал кулаки:

— Там у тебя найдутся и коллеги — пришельцы, целые экипажи, навалом летающих тарелок. Только с баландой!

Собственная немудреная шутка на миг подняла у сержанта настроение.

— Да нет, я на полном серьезе, — никак не отреагировав на его сарказм и вспышку гнева, после выслушанной угрозы, вновь продолжил свое несгибаемый Бьенол:

— И могу доказать, что каждое мое слово — правда!

Джерри даже досадливо крякнул от такой наглой лжи:

— И где же ты свою летающую тарелку закопал?

Его глаза-буравчики, казалось бы, сейчас проделают две крупные дыры в голове подследственного, еще не понявшего до конца, с кем имеет дело. Только существо, назвавшееся ему под именем Бьенола, и теперь сохранило прежнюю свою выдержку. Вселив в черствую душу Джерри Смитчела нешуточные сомнения.

В результате чего он снова сменил тактику общения.

— Так, где находится этот самый, как ты называешь, междуход? — вроде бы начал отходить от первого чувства недоверия сержант, хотя в его голосе все еще чувствовалась изрядная доля иронии.

— В песчаных дюнах, — донеслось в ответ.

Полицейский промолчал, выжидая дальнейшее и готовясь схватиться, как и прежде за свою резиновую дубинку.

Его молчание Бьенол воспринял за начало настоящего доверительного контакта и продолжал отвечать как на духу:

— Неподалеку от того места, где Вы меня подобрали!

Физиономия сержанта заметно помрачнела, при упоминании момента, когда у него начались ненужные совсем хлопоты с самозванцем, выдающим себя за инопланетянина.

Зато не шевельнулся ни один мускул на простодушном лице Бьенола.

— К автостраде я вышел прямо оттуда, — для большей убедительности своим словам, добавил он. — Очень торопился спасти мальчика.

При этих словах Джерри Смитчел сделал окончательный вывод:

— Наверняка, перед ним сидит самый настоящий умалишенный. Да и кто иначе? Если не боится ответной реакции нагло отнятого от настоящих дел собеседника, делая подобные заявления.

И все же допрос следовало продолжать. Хотя бы для проформы. В том числе, попытаться выведать все о новом персонаже всей этой невероятной истории, больше смахивающей на безудержное враньё.

— Что еще за мальчик такой? — переспросил сержант. — С этого момента прошу излагать подробнее.

Он еще не оставив надежд все-таки докопаться до сути:

— Кто, на самом деле, скрывается за личностью этого свихнувшегося мужика, называющего себя пришельцем.

Тот в свою очередь не унимался:

— Ребенок ваш — земной.

Поняв, что есть шанс хотя бы на мальчике заинтересовать недоверчивого полицейского, задержанный постарался использовать его в свою пользу. И добиться внимания, которого заслуживал если уже не сам, то ребенок, оказавшийся при смерти.

— Недавно, совершенно случайно, попал на борт моего корабля, — говоривший невольно сделал жест подбородком в ту сторону, где по его мнению, могло находиться песчаное побережье. — Анализаторы показали, что он серьезно болен.

— Теперь уже и «анализаторы» какие-то возникли в разговоре, вместо медиков, — и это окончательно повергло в прах все намерения сержанта выслушать до конца тот бред, который нес сидевший на табурете для уголовных преступников.

Сержант Смитчел полез, было, в письменный стол за телефонным справочником, чтобы узнать номер психиатрической больницы. Потом передумал торопиться. Решил вначале отыграться, как следует.

— Давай ближе к делу! — закипел яростью сержант, поняв, что это действительно свихнувшийся бродяга и разговор идет совсем не по тому руслу, как ему самому хотелось бы.

— Где, говоришь, корабль?

Щелкнула кнопка диктофона, фиксируя теперь каждое, произнесенное в кабинете полицейского, слово…

Джерри нисколько не преувеличивал ни в начале встречи, ни потом и на допросе, живописуя для Бьенола в самых мрачных тонах условия будущего обитания в камере предварительного заключения. Особенно в общей. Ведь одиночка была по сравнению с ней — курортом.

И в этом пришелец смог убедиться очень скоро.

После того, как завершился допрос, сержант лично отвел его в камеру. Но жесткие доски тюремного топчана лишь поначалу доставили попавшему на них новоявленному арестанту долю неудобства. Потом его и вовсе отвлекли мысли обо всем с ним произошедшим. Тем более что времени оказалось для этого предостаточно.

Бьенол отметил про себя с чувством нарастающей тревоги:

— Вот уже вторые сутки пошли после того часа, когда сержант, оформив протокол, препроводил его в помещение для задержанных заключённых.

На прощание тот еще и посочувствовал:

— Благодари Бога, что один пока сидишь.

После чего словно опомнился и уже повел себя по-прежнему, с официальной деловитостью:

— После проверки, определим для тебя самую достойную компанию!