Пока закипала вода, чекистка расстегнула портфель, вынула фотографию белого террориста. Пристально вгляделась в черты лица изображенного на ней молодого мужчины…
Раздались шаркающие шаги. В кухне появился сосед девушки по коммуналке, седой старик в поношенной гимнастерке. Налил в стакан воды из-под крана.
– Что, полуношница, – с улыбкой прошамкал он, – только со службы? А спать-то когда?
– Доброе утро, дядя Миша, – устало произнесла девушка.
– Колбасу бери, я вчера краковской достал на Невском, – старик повернулся к чекистке. – А это кто у тебя на карточке такой? Ишь ты, Рига…
Девушка хмуро спрятала фотографию в портфель, достала из шкафчика зачерствевший черный хлеб и масло. Сосед шумно отхлебнул из стакана.
– Вы бы кипяченую пили, дядь Миша.
– Э, дочка, мне уже кипяченая, не кипяченая… Мне после Горного Дубняка ничего не страшно, никакая кипяченая.
– После какого дубняка? – рассеянно переспросила девушка.
– Да это в семьдесят седьмом было, – засмеялся старик, – в Болгарии. Нас тогда сорок человек из роты осталось, а турок на нас насело – три полка… Под Горным Дубняком это было…
– Вы, дядь Миша, просто живой учебник истории, – с трудом улыбнулась чекистка.
Старик тяжело закашлялся и захромал прочь из кухни.
Проводник, пригибаясь и часто оглядываясь, пробирался по предрассветному лесу. Густой туман продолжал стелиться по земле. Из-за него проводник и не заметил тонкую прочную веревку, протянутую между стволами могучих елей низко над землей…
Споткнувшись, проводник с руганью полетел на мокрую землю. В тот же момент на него навалились двое бойцов в синих шлемах с зелеными звездами, умело скрутили руки за спину и заткнули рот.
– Кусаться, с-сука?! – прошипел один из них, нанося проводнику яростные удары.
– Товарищ помкоменданта! – заорал другой.
Из тумана, запыхавшись, вынырнул низкорослый командир ГПУ.
– Ну чего, взяли? – спросил он, тяжело дыша.
– Так точно! В том районе, в каком и было указано!
– А второй прошел? – уточнил помкоменданта.
– Так точно, как приказали, – ответил боец, придерживая мычащего и извивающегося на земле проводника.
– Не перепутали их?
– Да эта харя тут уже месяц ходит, – пропыхтел второй боец. – Разве спутаешь?
Помкоменданта звучно шмыгнул носом, кивнул.
– Добро. Держи его.
Пограничники крепко схватили проводника за руки. Неимоверным усилием тот сумел вытолкнуть изо рта кляп.
– Я свой, товарищи, свой, с Малой Грязнухи я! – закричал он.
Но «товарищи» смотрели на него холодно и безразлично. Помкоменданта расстегнул кобуру и вынул наган.
– Да вы что?.. – онемевшими внезапно губами прошептал проводник. – Родненькие… Христом-Богом молю…
– В Христа, значит, веруешь? – хмыкнул помкоменданта, вскидывая оружие.
В предрассветном лесу коротко и деловито прозвучал выстрел.
Какое-то время Владимир двигался по лесу сторожко, постоянно озираясь. Сердце колотилось в горле – не только от холода и бессонной ночи, но и от волнения. Ведь он шел теперь не по латвийской, не по эстонской земле. Это была Россия. Страна, где он не был уже восемь лет. Страна, которая так часто снилась ему по ночам…
Густой, молчаливый, пропитанный туманом лес постепенно сменился смешанной, прозрачной рощей, прорезанной неглубоким оврагом. По его дну бесшумно бежал ледяной ручей с глинистой водой. Опустившись на колени, Сабуров бережно набрал в горсть ледяную влагу и медленно, осторожно поднес ладонь ко рту. «Ну здравствуй, Родина», – подумал он, чувствуя, как глаза помимо воли наполняются слезами.
В эту минуту он не думал о том, что Родина уже давно не та, в которой он родился и вырос, в которой жили его предки. Однако здесь, в глухом лесу на границе с Эстонией, не было никаких признаков того, что вокруг – Совдепия. Здесь все было свое, русское, такое же, как двадцать, сто лет назад, как всегда…
Железнодорожная станция, как и обещал проводник, оказалась через три версты. Маленький вокзал был построен, судя по цифрам, выложенным на фронтоне белым камнем, в 1912 году. Влажно блестели рельсы, остро пахло креозотом от мокрых шпал. Владимир осторожно поднялся на пустую платформу. Тревожно, словно предвещая беду, горел красный семафор у путей.
«Нет, ну его к черту, – сердито подумал Сабуров, – нельзя придавать значения такой ерунде. Ничего он не предвещает… В конце концов, все идет как надо. Просто отлично идет. Сейчас главное – не расслабляться. А то непременно напорешься…»