Взорвать «Аврору»

– Не, – возразила первая, – была бы даром не нужна – сидела бы дома.

На площади у Казанского собора, перед памятником Барклаю-де-Толли, толпилось группа празднично одетой рабочей молодежи. Все были с флагами, плакатами, транспарантами и большими куклами, изображавшими западных политиков. Лица у всех были взволнованные. В центре группы нервно объяснял что-то всем парень-спортсмен – тот самый, который ввязался в драку с троцкистами на площади Восстания.

К нему с трудом протолкался малец лет шестнадцати. По его худому лицу градом катился пот – сразу видно, что бежал. Парень схватил мальца за плечи:

– Ну что?

– Да ничего, – раздосадованно ответил малец. – Не будет у нас никакого Негоды!

– Как не будет? – зашумели все. – Почему? Говори толком, Косой!

– Тихо! – скомандовал парень-спортсмен. – Почему не будет? Ты дело говори!

– Я и говорю дело, – обиженно шмыгнул Косой. – Я к нему сунулся, а он лыка не вяжет. Валяется на диване и храпит. А жена говорит – вали отсюда, а то по шее дам. Имеем, говорит, право отметить праздник так, как хотим…

– Ты ей про комсомольское поручение сказал? – нахмурился спортсмен. – Про честь, про совесть?

– Да какая там совесть! – сплюнул малец. – Он и жена – два алкаша пара.

– Товарищи, – воскликнула румяная девушка-комсомолка, – выходит, что мы… что мы остались без Чемберлена?!!

– Выходит, так, – прогудел басом низкорослый кряжистый паренек.

– Ну и дела… В такой день…

Девушка оглянулась вокруг, ища поддержки:

– Так ведь это же… это же стыд и срам, товарищи! Мы его взяли на поруки, всей бригадой… Чемберлена ему доверили в такой день… а он взял и… напился? – Она начала всхлипывать, закрыв лицо руками.

– Марусь, ну чего ты? – решительно встрял парень-спортсмен. – Отставить лишнюю влагу! Чемберлен у нас будет, честное комсомольское! А сейчас – разобрали транспаранты и строиться!

Он свистнул в спортивный свисток, висевший у него на груди. Молодежь, шумя и толкаясь, принялась строиться в колонну.

По тротуару проспекта 25 Октября неподалеку от арки Генерального штаба слонялся высокий, унылого вида человек в плаще, с рупором в руках, и монотонным голосом выкрикивал, словно заведенный:

– Товарищи, желающие принять участие в массовке театрализованного представления «Десять лет»! Просьба подойти ко мне. Товарищи, желающие…

Судя по всему, желающих хватало. Возле человека столпилось уже человек сорок, и проходивший мимо милиционер даже поинтересовался у них, в чем дело. Но документ, предъявленный помрежем, успокоил бдительного стража порядка.

Отсев претендентов на роли юнкеров шел быстро и безжалостно. Большинство вылетало по причине недостаточно интеллигентной внешности.

– Нет-нет, мне такие типажи не нужны! – громко говорил помреж, недовольно осматривая кандидатов в массовку. – Юнкера мне нужны, белогвардейцы, понимаете? Защитники старого режима! Русские аристократы, князья и графы! А вы, товарищ, куда со своей пролетарской физиономией?..

Проходивший мимо Сабуров горько усмехнулся. Ему ли было не знать, что «аристократов» среди белых было хорошо если один человек на тысячу?.. Байку о том, что офицерство белых армий состояло сплошь из «помещиков и капиталистов», «поручиков Голицыных и корнетов Оболенских» сочинили большевики после завершения Гражданской войны. О том, что девяносто пять из ста русских офицеров 1917 года – а именно они составили потом костяк белых армий, – были вчерашними крестьянами, никто и не вспоминал…

Пристальный взгляд человека с рупором метлой прошелся по уличной толпе и выхватил из нее прохожего – молодого мужчину, внешне вроде бы ничем не примечательного, одетого, как обычный совслужащий, вышедший прогуляться в праздник. Но профессиональный, наметанный глаз киношника сразу углядел военную выправку и благородный очерк лица незнакомца. Помреж сам не понял, откуда взялась в нем эта решимость, но он метнулся к прохожему со всей скоростью, на которую только был способен…

От неожиданности Владимир отпрянул в сторону. Помреж смотрел на него умоляюще.

– Товарищ, прошу прощения! Арнольдов, помощник режиссера театрализованного праздника «Десять лет». Вы свободны в ближайшие три часа?

– Нет, товарищ. – Сабуров сделал попытку мягко разжать длинные пальцы работника киноискусства, вцепившиеся в его рукав.

– Это не бесплатно, товарищ. Вы, с вашей фактурной внешностью, будете в первом ряду. Понимаете? Это недалеко, на Дворцовой…

– Где-где? – Сабурову показалось, что он ослышался.

– На площади Урицкого, – торопливо поправился помреж. – Там будет инсценировка штурма Зимнего дворца. Вы сыграете юнкера, а потом все! Червонец вас устроит? Массовка получает пять рублей, но для вас, с вашей фактурой, я выбью из режиссера червонец.

Наконец Владимир улыбнулся.

– Ну что ж, – медленно произнес он, – пожалуй, юнкера я сыграю с удовольствием.

Помреж, просияв от счастья, поднес к губам рупор:

– Гример!.. Никифорова! Юнкеру – срочно грим и на площадь.

На Мойке, недалеко от Народного моста, возился в небольшой двухвесельной лодке немолодой рыбак. Он был занят своими снастями и не сразу услышал обращенный к нему негромкий оклик:

– Эй, отец!