Взорвать «Аврору»

Чекист сделал цепи знак расступиться, и черный «Бьюик» неторопливо проехал на площадь Урицкого – бывшую Дворцовую. Шофер коротко посигналил высокому человеку с рупором в руках, который с унылым видом плелся к проспекту, и буркнул себе под нос:

– Шляются тут под колесами.

Через полчаса Владимир окончательно убедился в том, что проход к набережной перекрыт основательно и бесповоротно. Он сделал большой крюк, попытавшись проникнуть на нее со стороны моста Лейтенанта Шмидта, но еще издали увидел густую цепь охранников. К ней время от времени подходили желающие попасть на праздник, но чекисты почти всех заворачивали назад. Только один высокий, толстый человек в хорошем пальто и шляпе, под руку с такой же упитанной самодовольной дамой, показал ГПУшнику какую-то бумажку красного цвета и был пропущен. Вглядевшись, Сабуров узнал Бориса Епишина.

Постояв немного на мосту, Владимир сплюнул в Неву и решительно повернул обратно к центру. «Аврора» была ему уже не нужна – после нежданного вечернего разговора с бывшим офицером, хотевшим взорвать крейсер еще девять лет назад, он принял решение не уничтожать сам корабль. В конце концов, «Аврора» действительно ни в чем не виновата. А вот люди, превратившие ее в безбожную икону…

По Университетской набережной, несмотря на прохладную погоду, вовсю гуляли празднично наряженные ленинградцы – рабочие с женами, студенты, красноармейцы. В уличной толпе, часто оглядываясь, со встревоженным лицом пробиралась Елена. Она явно кого-то искала.

У сфинксов с независимым видом стояли две барышни, одетые по последней моде, с папиросками в зубах. Они негромко заговаривали о чем-то с проходящими мимо мужчинами; те, усмехаясь, отвечали что-то или просто шли дальше.

Постовой милиционер, бродивший по противоположной стороне набережной, смотрел на них с тоской. Согласно Уголовному кодексу РСФСР, проституция в Стране Советов не считалась преступлением. Вот сутенерство или вовлечение в это дело несовершеннолетних… Но девушки, стоявшие у сфинксов, не были ни сутенерами, ни несовершеннолетними. Что с них возьмешь?

Увидев барышень, Елена с явным облегчением бросилась к ним.

– О, Баронесса чешет, – весело сказала первая девушка своей подруге. – Ну как улов? – обратилась она уже к Елене. – Всех членов обкома сегодня обслужила?

– Нет, тебе оставила, – усмехнулась уголком рта Елена. – Девочки, мне помощь нужна.

– Ленка, а нам она как нужна! – протянула первая. – После вчерашнего голова трещит – ты не представляешь.

– Я вчера… – не слушая, продолжила Елена, – … ну, словом, некрасиво рассталась с одним человеком.

Первая барышня прищурилась, выпустив папиросный дым из ноздрей:

– Ой, как интересно… Марусь, щас про любовь будет.

– Да заткнись ты! – огрызнулась Елена. – В общем, этому человеку нужно сообщить, что Скребцова Дарья Павловна, скорее всего, служит в ГПУ. Так что лучше всего про нее забыть и не вспоминать.

– Ну а мы тут при чем, Ленок? – лениво произнесла вторая барышня.

– Сегодня этот человек в течение дня должен быть у «Авроры», на набережной. Это же ваша территория! Если я туда сунусь, мне накостыляют… Человек там заметный, увидишь – мимо не пройдешь. Еще Ёлке скажите и Мальвине.

– Ага, накостыляют тебе, как же, – саркастически фыркнула первая. – Стуканешь своим с Дзержинского, 2, и найдут потом в Обводном канале…

– Соображай, что несешь, дура, – прищурилась Елена. – Когда я своих сдавала? И когда на чужую территорию залезала?

– Это она так, не подумала, – поспешила вступиться за подругу вторая девица. – И ты не подумала, Ленка. Там сегодня вожди из Москвы будут, на «Авроре». По-твоему чего мы тут пасем, а?.. Набережная перекрыта, муха не пролетит.

– То есть вы туда не пройдете никак, да? – упавшим голосом переспросила Елена. – Ч-черт…

Рядом с девушками остановился паренек рабочего вида в выходном костюме.

– Барышни, есть серьезный разговор… – начал он нетрезвым голосом.

– Давай-давай, комсомолец, – оборвала его Елена. – Вон твоя демонстрация идет. Не видишь, девушки думают?

– А давайте вместе подумаем, – обрадовался паренек. – Одна голова – хорошо, а две головы…

– …а две головы – это тебе в Кунсткамеру надо, – перебила первая девица, указывая на видневшееся вдали здание Кунсткамеры. – Во-он туда.

– Тоже мне, нэпманши, – обиженно пробубнил паренек, уходя.

Девушки проводили его взглядами. Наконец вторая решительно вздохнула:

– Ладно, Ленкин… На чужую территорию, конечно, нос совать – за такое на нож ставят. Ленинград город маленький… Но… ты ж не по работе, а по делу. Правильно я говорю?

– И у нас к тому же позволения спросила, – добавила первая.

– Так что валяй, не парься. Мы тебе разрешаем.

Елена улыбнулась.

– Спасибо, девочки! Удачи вам.

Она почти бегом бросилась к мосту. Девушки смотрели ей вслед.

– Завидую я ей, – негромко произнесла первая. – Под такой крышей ходит, а…

– А по-моему, все это так, до поры до времени, – возразила вторая. – Ты знаешь, кто у нее папаша с мамашей были? Во. В любой момент к стенке можно поставить за социалку. А я вот с моими родичами и даром никому не нужна.