Взорвать Манхэттен

Мы проехали миль двадцать, потом свернули на примыкающую к автостраде дорогу, после – какие-то ворота, и, наконец, машина замерла под навесом у входа в особняк.

В ушах у меня словно зазвучали гимны, когда передо мной торжественно раскрылись массивные двери с витыми вертикальными ручками из надраенной бронзы. Подобные я видел на парадных дверях нашего Министерства обороны и, по моему, КГБ.

Я ступил в полутемный мраморный холл с фонтаном, подсвеченным разноцветными огнями и со статуями в стенных нишах.

По пути сюда я ожидал чего угодно: свору жестких ребят, стремительный допрос с рукоприкладством, камеру с нарами и засовами, но все эти угрожающие образы, витавшие в моем сознании, мигом растаяли, когда на лестнице появилась высокая статная женщина в длинном шелковом платье с просторными рукавами. По виду ей было едва за сорок, но фору она могла дать и двадцатилетним моделям с глянцевых обложек, настолько безупречной была ее фигура и черты лица.

Растерянно и мило улыбаясь, она спустилась ко мне, замершему, как воткнутый в песок лом, коснулась губами моей щеки и приветливо произнесла:

– Экий, оказывается, у меня племянник… Я – Барбара. Ну что же, пойдем, Роланд…

Светопреставление началось!

Я проходил, стыдясь своих солдатских башмаков, по вощеному широкому паркету сквозь анфилады каких-то комнат, меня представляли шмыгающей тут и там прислуге, почтительно мне кивавшей и вежливо пожимавшей руку; пару раз я наткнулся на каких-то коротко стриженных типчиков в костюмах и с наушниками в ушах, – эти мне были близки и понятны, эти, или подобные им, со мной, видимо, в итоге и разберутся…

Затем меня познакомили с шустрым мальчуганом, рассмеявшимся над моим неуклюжим английским и тут же с гиком умчавшимся по коридору к неведомым забавам; после я оказался в гостиной за столом.

Меня накормили пищей, о существовании которой я не подозревал: прозрачная слюдянистая лапша с побегами бамбука, диковинная рыба в диковинном соусе и с диковинными овощами, а может, овощи на самом деле были фруктами; свежевыжатый сок какого-то тропического плода и, что я распознал доподлинно, – сливочно-земляничный торт.

Барбара, сидевшая за столом напротив, смотрела на меня с симпатией и интересом, задавая вопросы о моей семье, работе и планах на будущее. Ответить ей что-либо конкретное я не мог, отделываясь уклончивыми фразами, и в итоге виновато сослался на свое неважное знание английского, что было чистейшей правдой. Я и в самом деле понимал ее наполовину, если не на треть.

После такого заявления в глазах ее появилось сочувственное понимание моей недоразвитости, что через секунду сменилось некой догадкой.

– Сейчас приедет Нина! – сообщила она с подъемом в голосе. – Моя дочь. Вот кто будет учить тебя языку, как я сразу не сообразила! Да, – пойдем, я покажу тебе твою комнату.

Наверное, это была лучшая из всех комнат, в которых я жил в течение своей жизни: широченная кровать с парчовым покрывалом, огромный телевизор, пухлые кресла, зеркальный шкаф, встроенный в стену, и ванная комната с джакузи, сотней полотенец на полках и паровой кабиной.

В предоставленном мне в единоличное пользование санузле могло бы комфортно поместиться и освежиться все мое боевое отделение. Кому, увы, это теперь не требовалось. И кто здесь был никому не интересен. Да и мало кому интересен в той стране, за которую они полегли.

А я сейчас жил за них. И даже, уверен, за их счет. Оставалось надеяться, что сейчас они в достойном окружении тех, кто так же, как и они, пал за Родину. Сколько их, этих павших, в долгих российских веках? Но они – одно целое.

– Мы должны купить тебе одеколоны, бритвы, словом, все, что сочтешь нужным, – говорила между тем Барбара, увлекая меня обратно, в небольшой холл перед моей комнатой, в простенке которого стоял огромный стеллаж с толстенными прозрачными полками, заполненными потешными фигурками из хрусталя и цветного стекла.

Присмотревшись, я понял, что это всевозможные клоуны, – в разных нарядах, позах, с собачками, шариками, котятами и цветочками. Верхнюю полку стеллажа венчала бронзовая фигура какого-то индийского божка, восседавшего на троне.

– Это – коллекция Генри, – пояснила хозяйка дома. – Он собирает ее более двадцати лет по всему миру. По-моему, таким образом он убивает время в чужих городах, шляясь по разным стекольным лавкам. Но все равно симпатично, не правда ли? Кстати, теперь эта коллекция стоит уйму денег!

Мы вновь вернулись в гостиную, напоминавшую тронный зал, и уселись пить чай, когда в дверях появилась простецки одетая девушка: в босоножках, художественно изодранных джинсах и простенькой майке. Первое, что отметил мой взгляд, – отсутствие на ней бюстгальтера. Впрочем, для ее крепкой груди, чьи соски выпирали на легкой ткани, никаких предметов поддержки, очевидно, не требовалось.