Взрослая колыбельная

И к кому?! К леснику, существу, которое я не считаю за мужчину? А мое тело очень даже считает. Вот же мерзость какая! Ну, я человек разумный, не позволю себе опускаться до низкого, как животное. Нужно просто держаться от лесника подальше, а это несложно — преступник установлен, дело закрыто, можно собрать вещи, то есть заставить Юлика собрать вещи и немедленно отправиться в путь-дорогу, в любимый град Гораславль. Дом, милый дом.

Только точит как червь изнутри мысль о болезни леса. Как уехать, зная, что в лесу происходит что-то непонятное, плохое? И еще покоя не дают глаза лесника, когда он понял, что я вовсе не из-за леса приехала. Это разочарование, промелькнувшее в них, просто никак не стереть из памяти. Понимаю, что ничего ему не должна, что он мне не указ, а глаза душу бередят. И даже после этого разочарования он меня не выгнал. Обнял и оставил спать в своей кровати.

Зачем?! Почему он это сделал? Боги, да что он за человек такой?!

— Госпожа?

Юлик в дверь стучит. Мое спасение. Пора брать себя в руки и нырять в привычную воду — в дела. Работа любые мысли из головы выгоняет, спуску никому не дает.

Уже через несколько минут я вышла из комнаты полностью одетая и полная сил.

Староста нас с нетерпением ждал. Мы приехали после завтрака, так что его жена сделала чай и, улыбаясь, ушла на кухню, оставила нас одних.

Не успела я чаю отпить, как заявился лесник. Прошел своим тяжелым шагом, в котором мне почему-то слышалось осуждение, и сел в свободное кресло.

— Дружинник говорит, вы шантажиста какого-то привезли? — завел разговор староста.

— Да. Мы вчера привезли с приисков шантажиста.

— Так… а что дальше?

Волин отвернулся, как будто не хотел, чтобы староста по его лицу узнал, что дальше. Я ведь выполнила задание и должна уехать. Не любит, выходит, лесник дурные вести приносить.

— Юлик, — я обернулась к практиканту, который почти зевал, видимо, не выспался. — Дуй сейчас же к дружинникам, оформи бумаги и немедля отправь Короля в Гораславль. Отправь и это письмо.

Я достала из нагрудного кармана письмо и протянула Юлику. Вид у него, конечно, крайне возмущенный. Оно и понятно — нет чтобы сразу сказать, что к дружинникам нужно! Взбалмошная наставница вначале притащила к старосте и только тогда сообразила вспомнить о делах.

Ему не нужно знать, что изначально план был другим — поехать к дружинникам вместе, — но вдруг возникла необходимость поболтать со старостой и лесником наедине, без свидетелей. И без Юлика тем паче. Он вроде и мой практикант, но языком мелет не хуже бабы базарной, а если Макарский на него надавит, Юлик вообще выложит обо мне как на духу все, что знает. Меньше знает — меньше выболтает.

Стоило ему выйти за дверь, как лесник вскинул глаза и впервые с момента прихода на меня посмотрел. Неловко, но ночью я была не в себе. Очень устала, сама не понимала, что делаю. Больше такого не повторится, говорила моя улыбка. Правда, я не успела узнать, что он об этом моем объяснении думает, потому что староста перебил наши гляделки:

— Госпожа Катерина, скажите правду, что происходит?

От волнения он натурально за сердце схватился.

— Все просто — князя шантажировали, я нашла шантажиста. Я рассчитывала, он знает, что происходит с лесом. Но это не так. Так что про лес все еще ничего не известно.

Староста правильно все понял.

— И ваше дело, получается, закрыто?

Я кивнула.

— А как же мы? — Он снова потер рубаху напротив сердца. — Как же мы?

Неудобно жутко. Я ведь чую, непростое там заваривается дело, наверняка что-то заковыристое. И тот усталый взгляд лесника на дороге. И тяжелое молчание человека, который понимает, что просить бесполезно. А дело закончено.

Ну давай, решайся, Катерина. Чего тебе терять? Ты практически ушла в запас и отправлена замуж, к серьезным делам больше все одно не допустят, так что можно бедокурить в свое удовольствие.

Эх, была не была!

— Как вы уже поняли, по приезде у меня не было цели выяснять, что происходит с лесом. Но я могу… остаться по причине обнаружения странности, которая может иметь отношение к преступлению. Сыскарям допускается… Только эта работа не оплачивается.

— Мы не очень богаты, но чем сможем, — пробормотал староста.

— Дело не в деньгах. Если я останусь, а ведь мое дело закончено, Юлика придется отправить обратно, запросить отгулы, потому что заданий больше никаких не давали. И доказательств преступления никаких нет. Всего-то лес чахнет и сохнет. Начальство сбросит бумаги в стол, как все разы до этого. Звучит больно нелепо и мелко. Трупы где? Злодеи где? Пара гнилых деревьев — не повод панику поднимать.

— Так что же нам делать? — староста хлюпнул носом.

— Я останусь и проверю, что там происходит. Но как частное лицо.

— Да как угодно! А мы поможем, что в наших силах. Лесник будет вас сопровождать…

— Нет!

Ах ты ж, вырвалось. Волин опустил глаза, но лицо осталось спокойным. Это его всепонимание просто дьявольски бесит. Как будто из нас двоих он святой, а я грешница.

— А? — староста удивленно хлопнул глазами. — Что ж нет? Он и дорогу знает, и может от неприятностей оберечь. Ему можно доверять, госпожа.