Мэри молча ждала, не крикнет ли он ей: «Привет!», но послышался только звук, с которым открывалась дверь в комнату, а потом заскрипели несмазанные дверцы встроенного шкафа. Обычно Крис просто бросал одежду на кровать и ходил в трусах-боксерах до тех пор, пока не сочтет нужным что-то надеть. Единственным предметом одежды, который он когда-либо вешал на место в шкаф, была пиджачная пара, — как ни странно, предмет его гордости, хотя ведь это, кажется, символ капиталистической эксплуатации.
Его костюм?
Мэри прекратила перемешивать помадку, бросила ложку в кастрюлю и стала прислушиваться. Крис практически
— Неужели уже и до этого дошло? — пробормотала она, обращаясь к своему смутному отражению в запотевшем окне.
В последнее время он даже не кричал из комнаты, поставила ли она чайник. Казалось, что они разговаривают друг с другом лишь в присутствии посторонних.
Мэри в последний раз сердито размешала помадку деревянной ложкой и перелила из кастрюльки в керамическое блюдо, которое когда-то купила для пирогов с заварным кремом. Она украсила верх помадки элегантным узором из последних оставшихся капелек.
А потом зазвонил телефон, и Мэри, понимая, что Крис не станет брать трубку, засунула помадку в холодильник, глубоко вздохнула и, ощущая себя почти Ларой Крофт[34], отправилась в гостиную, царство мертвой тишины.
С тех пор, как они сюда переехали, зарплату ни тому, ни другому существенно не повышали, и Давенпорты так и снимали однокомнатную квартиру, в которой поселились с самого начала, — это был один из многочисленных домов, стоявших бок о бок, на улочке в Тутинге. Когда они только въехали, эта улица выглядела несколько обшарпанной, но потом понаехала орда крикливых мамаш, которым был не совсем по карману Клапам, и цены взлетели, так что хозяйка квартиры, много о себе воображающая стареющая хиппоза, которой ее, пусть и небольшое, личное состояние позволяло делать вид, что она все еще где-то учится, несмотря на то, что у нее было добрых тридцать лет, чтобы все-таки признать себя уже взрослой, каждый раз, когда они приходили продлить договор о найме, повышала плату соответствующим образом. Но если плата за жилье шагала в ногу со временем, то, благодаря упорному нежеланию Мейзи хоть что-то изменить в этом «доме, где вокруг ощущаются счастливые моменты прошлого» (или невероятное скупердяйство, как кому-то вполне может показаться), все вещи в доме были примерно тридцатилетней давности, и вы можете представить, как они пахли. Ну довольно, не будем больше о хипповских ценностях.
Мэри стояла в прихожей с трубкой в руке; она отвернулась, чтобы не видеть, как Крис подстригает ногти на ногах, развалившись на мягком красном диване, который она купила на деньги, заработанные тяжким трудом после школы, занимаясь с Кэти Вилсон. Приходилось делать решительный выбор: или учительские принципы, или мебель, на которой можно будет сидеть, и, когда она однажды увидела, что по ручке старого дивана что-то ползет («Нет, я никак не могу выбросить этот диван! На нем столько всего
— Алло? — сказала она, не называясь, на случай, если звонят какие-нибудь отморозки.
Но это была Айона. Услышав ее, Мэри была готова тут же броситься к ним в гости, и болтать с ними, и пить хороший кофе, но заставила себя ответить ей жизнерадостным тоном. Может быть, даже слишком жизнерадостным. Она посмотрела на себя в зеркало, которое висело в прихожей, и постаралась смягчить отчаянные нотки в голосе так, чтобы они показались обычным воодушевлением.
— Да, это было бы замечательно. Крис, — крикнула она, — Айона и Ангус отправляются в «Гроздь» пропустить по кружечке. Ты не хочешь пойти?
— Нет, — ответил Крис, не поднимая глаз.
«Я могу пойти без него, — подумала она. — Моя машина стоит снаружи. Но тем самым я явно продемонстрирую, что больше не рассуждаю с точки зрения „нас вместе“. Может быть, нам стоит провести вечер вместе, дома. Может быть, в этом все и дело. Нам нужно побольше времени провести вместе, нужно поговорить, и чтобы при этом никого не было».
— Да, все в порядке, Айона, — сказала она, стирая пальцем слой пыли с верхнего торца зеркала. — Мне нужно к завтрашнему утру наделать древнеримских монет, а Крис, кажется, немного устал.
Пока Айона выражала свои соболезнования, Мэри накручивала на пальцы телефонный шнур. Она видела, как в двух метрах от нее Крис стряхнул обрезки ногтей на ковер.
Мэри натянула провод.