Такое поведение в наши дни кажется странным до патологии. Неудивительно. Мы сами давно позабыли о тех рамках, в которых выросли, словно Гуинплен, втиснутый компрачикосами в уродующие тиски[33]
. Мы позабыли об ушедших стереотипах, проповедовавших тотальную «чистоту и невинность», коей и были «все возрасты покорны». Мы позабыли о нормах поведения, взятых прямиком из викторианского сентиментального романа. Мы позабыли о том, как наши родители нервничали и возмущались по поводу нашей нравственности (вернее, безнравственности). И вообще позабыли, как вынужден был изворачивается реальный человек из плоти и крови, чтобы удовлетворить самые простые свои потребности! Именно поэтому многие из нас предпочли не хитрости с увертками, а прямой конфликт. И вот мы бились–бились — и добились. Добились права на половую жизнь. После чего наш боевой авангард через десятилетия пронес особый взгляд на секс: секс – это борьба! Секс – это манифест! Секс – это свобода, полученная на баррикадах! Наверное, из–за подобных ассоциаций родители–восьмидесятники нервно вскидываются, едва заметят у детей признаки сексуального поведения: а ну как детки полезут на баррикады и станут бросать в родню булыжниками? Успокойтесь. Перестаньте воображать себе все самое худшее.Оглянитесь на младшее поколение: оно намного нормальнее нас, сексуальных революционеров.
Современная молодежь скорее прагматична, чем революционна: ведь она постепенно возвращается к «функциональной сексуальности», не требующей никакой «подрывной деятельности» для нормального полового развития личности. И младшее поколение не собирается ни соревноваться со старшим, ни внедрять в его сознание подспудное чувство вины (чем, откровенно говоря, не без пользы для себя занимаются многие родители, не сведущие в педагогике). Но мы упорно извлекаем с антресолей репрессивные меры – те самые, с помощью которых в свое время наши
родители пытались вернуть нас в лоно стереотипов. Эти меры еще в 1928 году исчерпывающе описал Пэлем Грэнвилл Вудхауз: «Миссис Ивенс поделилась взглядом на современных девушек. Поскольку взгляды эти не отличались своеобразием, перескажем их кратко. Миссис Ивенс не понимала, куда эти девушки катятся. У них нет ни совести, ни уважения к старшим, а вот наглость есть – лезут, когда не спрашивают. Доводят мужчин до того, что те есть не могут. Если бы миссис Ивенс в юные годы так себя вела, ее матушка… Нет, нельзя и представить, что бы та сделала»[34]. Скорее всего, матушка миссис Ивенс помянула бы всуе свою матушку и, отчитывая миссис Ивенс, постаралась бы заменить личное мнение и самой миссис Ивенс, и свое собственное догматом истины, овеянным веками – в данном случае догматом касательно поведения молодых девушек, нахально высказывающихся в присутствии лиц старше себя, а также лиц противоположного пола.Под рукой у старшего, предъявляющего претензии к молодежи, всегда имеется пара–тройка примеров чего–нибудь этакого, овеянного веками. В зрелом возрасте мы часто прибегаем – прямо или опосредованно – к авторитету преклонного возраста, а то и к авторитету, заимствованному из мировой истории. То есть стараемся обеспечить себе поддержку целой армии конформистов, против которой лет двадцать тому назад дрались со всем пылом юности. Зачем? Затем, что теперь сами пытаемся ограничить кажущееся «сексуальное бунтарство» вчерашних подростков. И действуем традиционным способом – внедряя в сознании молодого поколения страхи самого разного рода.
Ведь это самое распространенное средство, которое помогает обуздать протест не сформировавшейся личности и взять ее поведение под контроль.
В то время как молодые люди просто живут, люди вполне взрослые занимаются именно борьбой, соревнованием или эскалацией комплекса вины.
Старшее поколение играет в психологические игры по сценарию «Попался, негодяй!»[35]
, цель у которых одна: заронить в душу молодежи страх. Страх перед опасностью, перед конфликтом, перед одиночеством… Правда, и жизненно важный выбор вместо личности может тоже совершить страх. Кто–то, вероятно, подумает: ну и пусть! Пусть выбирает страх – лишь бы не соблазнитель, красивый, усатый, наглый мерзавец с жестокими романсами на устах. Он разобьет моей деточке сердце, испортит жизнь, погрузит ее в депрессию, и она уже никогда не будет счастлива! Таким нервным родителям стоило бы послушать Сенеку: «Отдели смятение от его причины, смотри на само дело – и ты убедишься, что в любом из них нет ничего страшного, кроме самого страха». И помните: отсутствие свободного выбора для человека гораздо страшнее воображаемых ужасов с участием гипотетических растлителей умов и разбивателей сердец.