Взрослые дети, или Инструкция для родителей

Что поделать! Крутость, она же экстремизм и нонконформизм самоубийственного толка, выглядит ярко, глянцево, феерично – совсем как остросюжетное кино или рекламные ролики про свежее дыхание. Поэтому молодежи интересно увидеть, как оно выглядит в реальности, в исполнении ближайших родственников. А не увидит ничего подобного – так уже и нос воротит. И хочется в ответ окатить их свежестью с привкусом резонерства – в духе столичного дядюшки Адуева из «Обыкновенной истории» Гончарова: «Велика фигура – человек с сильными чувствами, с огромными страстями! Мало ли какие есть темпераменты? Восторги, экзальтация: тут человек всего менее похож на человека, и хвастаться нечем. Надо спросить, умеет ли он управлять чувствами: если умеет, то и человек…». Впрочем, Адуев–племянник не очень–то слушал рассудительного дядюшку, а если и слушал, то потом злился и каждое слово отвергал. Сам автор, кстати, называл поведение Адуева–дяди «холодной и тонкой тиранией», причем обвинял «тирана» еще в том, что он родную жену погубил – забыв, что «она не служила, не играла в карты, что у ней не было завода, что отличный стол и лучшее вино почти не имеют цены в глазах женщины, а между тем он заставлял ее жить этою жизнью»[61]. Вот и проговорился Иван Александрович Гончаров: в такой–то пустоте, да еще если муж своей «холодной и тонкой тиранией» оградит тебя от «внебрачных радостей жизни», и заболеть недолго. Примем же к сведению эту информацию, щедро подаренную классиком.

Выходит, что человек, когда он не в силах обрести «упоенье» в службе, картах, заводе, а также во вкусной и здоровой пище, сильно нуждается в «искусственно подогретых» переживаниях. Кстати, больше всего это относится к подросткам и к тем, кто еще недавно числился подростком. Нет у них ни своего завода, ни интереса к игре «по маленькой», ни приятных пороков, отшлифованных временем до безопасного, «пикантного» состояния, ни собственных семейных традиций, которыми при случае можно было бы и пренебречь. Все заемное – и традиции, и пороки, и интересы. Просто он/она еще молод/молода, чтобы из всего предложенного окружающим миром выбрать и, если так выразиться, «оплатить» нечто особо приглянувшееся. И для выбора, и для оплаты надо иметь вполне сформировавшуюся индивидуальность, и вполне личные средства.

Некоторое время молодые живут, «вприкуску и вприглядку» пробуя разные радости жизни, а реальные ощущения процентов на пятьдесят заменяя выдуманными.

Или на все восемьдесят. Это уж кому как повезет. И если рядом окажется сухой и безжалостный резонер, умело, но грубо разрушающий «детские фантазии», — не факт, что он поспособствует ускоренному развитию личности. Вернее всего, он, ничего не дав взамен, разрушит ту часть психоэмоциональной сферы, которая, мягко говоря, контрастирует с реальностью. Именно о таком «утилизаторе фантазий» писал Ричард Олдингтон: «Что за извращенное чутье подсказывает им, в какую минуту нанести удар? Как они ухитряются так безошибочно разбить хрупкую тишину души? Почему так люто ненавидят эту тайну?»[62].

Способность к творческому восприятию погубить легко, а понять трудно. Вот почему родители, даже если их так и уносит на волне рассудочности, непременно должны этот «серфинг нотаций» прекратить и «сойти с доски». Во–первых, тот, кто взрослее, должен вести себя снисходительно и «не заостряться» на зарождающихся конфликтах. Во–вторых, позвольте молодому человеку приобрести собственную «базу» для рационального мышления. В–третьих, не пытайтесь посеять в его душе во–от такие плевелы недоверия к родителям. Или – еще того хуже – научить ребенка резонерствовать. Разве ему пойдет на пользу категорический отказ от эмоциональной жизни, высокомерное отношение к людям и идеям? Попытка подняться над окружающим с позиций своего – весьма скромного – жизненного опыта, а также со своего – пока недостаточного – интеллектуального багажа может закончиться плохо. В результате может родиться маленькое, но ужасное чудовище.