Взрослые дети, или Инструкция для родителей

В самом конце школьных лет чудесных, когда Леля была еще очень милой, способной девочкой, ничего не было заметно: ну, бдит папуля! Да все так бдят. Но со временем «перебдевший» папа все ужесточал и ужесточал дозволенные рамки поведения, все сильнее и сильнее давил дочери на психику, все ограничивал и ограничивал «дозволенные связи с внешним миром». И наконец добился того, что Леля каждое «увольнение в город» воспринимала, будто солдат срочной службы: едва вырвавшись из «семейной казармы», она старалась напиться и набезобразничать так, чтобы до следующей «увольнительной» хватило. Будь Леля тихой, покорной, мягкосердечной особой, она бы смирилась и приняла родительский диктат. И, вероятно, осталась бы старой девой, находящей удовлетворение в работе и маленьких пищевых «оргиях». Или в чтении любовных романов. Но Леле достался такой же неукротимый «норов», что и у папы–хирурга. Она была не в силах жить так, как ее заставляли. Мама за нее не заступилась, а других родственников, способных найти управу на разбушевавшегося Лелиного папашу, просто не существовало. Так что улизнуть из родного дома под крыло каким–нибудь жалостливым тетушкам–дядюшкам Леля не могла. Замуж ее никто не звал. Денег, достаточных, чтобы прокормить себя и снять квартиру, она не зарабатывала. Кто–то в такой ситуации предпочел бы уехать в другой город. Ага, бросив столицу, друзей и любимый институт – как вы себе представляете, кем надо быть, чтобы совершить такое? Героем, и притом доведенным до полного отчаяния. Леля не была героиней. И потому она лишь начала «отрываться по полной» – не щадя себя и своих друзей, с ужасом наблюдавших за ее «самоволками». А Лелин папа получил возможность надежное оправдание для дальнейшего усиления контроля: вы поглядите, что она творит! И это я еще за ней присматриваю! А что будет, если предоставить ее самой себе?

В этот раз недреманный папаша позвонил подруге дочери, просто чтобы проверить: Леля тут? Никуда не делась? В принципе, некоторые «в меру пугливые» родители тоже так звонят, проверяют: как мое чадо? Добралось без приключений? Это нормально, если чадо куда–то поехало – на метро, на такси и уж тем более на электричке. Святое дело – развеять тревогу своевременным звонком на мобильник. Любящие дети – особенно дети женского пола — нередко сами звонят мамам и папам, сообщают: ку–ку, я на месте, жива, весела, свежа, доехала в комфорте. Но Леля–то никуда не ехала. Она шла в соседний дом. Через двор. За ее передвижением можно было наблюдать из окна, что папа наверняка и сделал. А еще через часок позвонил в тот самый дом той самой подруге. Кроме Лели, к ней пришла еще одна приятельница. Все втроем намеревались выпить чаю с тортом. В четыре часа пополудни. Подозрительно, не правда ли?

Папе было чему порадоваться: его невероятные подозрения сбылись – целиком и полностью. Остолбенелые подруги пытались реанимировать Лелю, пьяную до положения риз. Дело в том, что чай с тортом папиной дочке изначально показался пресным. Поэтому она захватила с собой литровую бутыль коньяка из домашнего бара, переполненного аналогичными бутылками. По старой советской привычке, пациенты таскали Лелиному отцу–хирургу – и неплохому, в общем, хирургу – именно коньяки. Но хирурги, как известно, вообще люди «малопьющие» – твердость руки и ясность ума с обильным «питием» несовместимы. Так что Лелин отец поступал как все – передаривал эти подношения всем родным и знакомым, выставлял бутыли на стол по праздникам, заполнял вместительный «шкапчик»… А из «шкапчика» несчитанные бутылки брала Леля и носила всем своим друзьям. И немало, конечно, выпивала сама. Все уже знали: вот сейчас Лелька заявится с коньяком, с ходу без закуски выжрет пару стаканов и на карачках поползет в сортир. Данные подруги просто не виделись с Лелей давно, со школы. И не знали, насколько она прогрессировала в своем пристрастии.