– Зачем ты красишь волосы мочой? – серьёзно осведомился папа, и склонил голову набок.
– Это не моча. Это краска.
– Никогда не видел краску, которая воняет ссаньём! – развеселился папа, и поинтересовался: – моя шапка должна добавить твоим волосам пышности и блеска? Дай позырить!
С этими словами папа содрал с меня девайсы, и заорал:
– Вы ёбнулись, девки??!!
Я тоже заорала, ещё не зная даже почему.
– Ну что вы её напугали, а? – Сёма попыталась выпихнуть моего папу из комнаты, и пояснила: – этот дым от неё идёт, потому что гидропирит был свежий очень, понимаете?
– Не понимаю, – ответил папа, и не пожелал выпихиваться из комнаты.
– Сразу видно – вы не парикмахер. – Отрезала Сёма, и потрогала мои волосы. – Идём смывать. Кажется, всё.
Я встала, и на негнущихся ногах пошла в ванную. Папа шёл за мной, размахивая газетой, и открывая по пути все окна и двери в доме.
Сёма поставила меня раком над ванной, и принялась смывать с меня свежий гидропирит душем.
Я одним глазом смотрела вниз, на то, что смывалось с моей головы, и поинтересовалась:
– А почему твой гидропирит так похож на волосы?
– Он похож на таблетки, дура. А это твои собственные волосы. Таблетки очень свежие были, я ж сразу сказала. Ну, пережгли мы тебя немножко, с кем не бывает?
Не знаю, с кем не бывает. Со мной всегда бывает всё, что можно и нельзя себе представить. Волосы отвалились? Хуйня. Гидропирит зато попался очень свежий, теперь я сама это видела.
Сёма выключила воду, вытерла меня полотенцем, и сказала:
– Ну-ка, дай я на тебя посмотрю…
Я выпрямилась, хрустнув позвоночником, и с надеждой посмотрела на Сёму:
– Ну как?
Сёма нахмурилась, сделала шаг назад, ещё раз на меня посмотрела, и громко крикнула:
– Дядя Слава, а до скольки у нас аптека работает?
– До восьми! – Раздался ответ. – Только там парики не продаются.
Я задрожала, и стала рваться к зеркалу. Сёма сдерживала мой натиск всем телом.
– Дядя Слава, а вы не сбегаете щас в аптеку за гидропиритом? Надо бы ещё разок Лидку прокрасить…
Раздались шаги, дверь ваной распахнулась, и на пороге появился папа.
Повисла благостная пауза.
– Зелёнка и йод у нас есть. В аптеку не пойду. – Почему-то сказал папа, и мерзко захихикал.
– А зачем мне зелёнка? – я уже поняла, что на башке у меня полный понос, но зелёнка меня смущала.
– Это не тебе. Это для Сёмы. Ты же щас в зеркало посмотришь, да?
– ДА!!! – заорала я, со всей дури пихая Сёму, и прорываясь к зеркалу…
Лучше бы я этого не делала.
Амальгамная поверхность показала мне зарёванную девку с распухшим носом, и с разноцветными кустиками волос на голове.
Чёлка получилась ярко-оранжевой, концы волос – жёлтыми, корни – серо-пегими, а вдоль пробора торчал весёленький гребень. Как у панка.
– ЫЫЫЫЫ?? – Вопросительно взвыла я, и ткнула пальцем в гребень.
– Гидропирит был свежий… Волосы отвалились… Но они ещё вырастут, Лид… – из-за папиной спины ответила Сёма, после чего быстро съебнула куда-то в прихожую.
Я посмотрела на папу.
– Знаешь, чо я вспомнил? – сказал папа, поглаживая бороду, – когда мне было шестнадцать – в моде хиппи были. И друг у меня имелся, Витя-Козява, пиздецкий хиппарь. Приходил на танцы в будённовке, в дермантиновых штанах и в тельняшке. А на шее у него висела унитазная цепь… Но это всё хуйня. На этой цепи болталась пробирка, спизженная из кабинета химии, а в ней ползала живая муха. На танцах все бабы смотрели только на него. У меня шансов не было.
Это ты к чему? – спросила я, когда папа замолчал.
– К тому, что у него на башке примерно такая же хуйня была, как у тебя щас. Тебе муху поймать?
– Не надо… – ответила я, и заревела.
Папа прижал меня к себе, погладил меня по мокрой голове, и утешил:
– Щас, говорят, панки в моде? Что они там носят? Рваные джинсы? Куртки-косухи? Жрут на помойках и матом ругаются? Куртку я куплю тебе завтра, на помойках жрать сама научишься, а всё остальное ты умеешь. И имеешь.
В прихожей хлопнула дверь. Сёма съебалась. Я оторвала голову от папиного плеча, ещё раз посмотрела на себя в зеркало, и поинтересовалась у папы:
– У тебя есть большой гвоздь?
– Есть, – ответил отец, – ты хочешь его Сёме в голову вбить?
– Хочу. Но не буду. Я им щас буду джинсы рвать. Чтоб как у панков было…
– Пойдём, помогу… – сказал папа, и мы пошли делать из меня панка…
На следующий день я сбрила машинкой волосы на висках, оставив только один гребень. И выкрасила его в синий цвет цветным лаком для волос… Были такие раньше в продаже.
Майка с Егором Летовым пятидесятого размера, и рваные джинсы, увешанные ключами от пивных банок органично дополнили мой образ.
Оставалось сделать последний шаг.
– Алло? – я очень волновалась, и слегка заикалась.
– Это кто, бля? – вежливо спросили меня на другом конце провода.
– Серёж, это Лида. Помнишь, мы к тебе приходили с Маринкой? Вы с ней трахались, а я вам на пианино «Всё идёт по плану» играла…
– Ну и чо?
– Ну и нихуя. Когда следующий концерт «Гражданки»?
– Сегодня вечером на Полянке.
– Я еду с вами!
– А с хуя ли?
– А патамушта я так хочу, понял? Я хочу быть панком!
Серёжа поперхнулся:
– Какой из тебя панк, цырла пригламуренная?
А я сурово припечатала:
– Охуенный.
– Приходи, заценим.